Пианист. Осенняя песнь (СИ)

И он бы так и сделал, если бы к сцене не подступили поклонницы с цветами, потом Захар Иосифович пошел боковой анфиладой, и Вадим с охапкой букетов заторопился к нему навстречу. Лицо у Захара было удивленное, как будто он видел Вадима в первый раз. Вадим передал кому-то цветы и обнялся с учителем, Захар долго-долго не отпускал его, хлопал по спине, ничего не говорил, только сопел. Это была высшая степень похвалы. Подошли и мама с папой, поздравили, расцеловали, изумление было и у них в глазах. Родителей тут же поймал уже знакомый репортер, утащил в фойе, где был приготовлен стол и банкетка, и также стояла на столе минеральная вода и стакан. Диски можно было купить внизу, в киоске у билетной кассы, но на всех их не хватило, и почитатели Лиманского шли с буклетами, программками, даже с книгами о Филармонии, чтобы Вадим оставил автограф. Некоторых питерских меломанов он помнил в лицо, здоровался с ними, мило общался. Поклонницы млели, строили глазки, нервно хихикали, причем не только молодые. Подходили смущенные восторженные студенты фортепианных отделений и, не скрывая интереса, разглядывали его руки. Филармонические дамы старались завернуть комплимент поинтеллектуальнее. Были в очереди за автографом и те, кто ходили на Лиманского из престижа, они покупали самые дорогие места, держались в антракте вместе, обязательно шли в буфет, пили шампанское, обсуждали свои уик-энды в Австрии и виллы в Италии. Приводили с собой детей — избалованных девочек и рафинированных мальчиков.

Вадим не исключал, что и они не чужды восприятию классической музыки, но оно было сильно затруднено условностями жизни напоказ, которые исключали живое проявление эмоций. Таких людей Лиманский видел в разных странах мира и не осуждал. Иногда они занимались меценатством, финансировали проекты. Вадим никогда не обращался к ним, предпочитал благотворительность пусть не такую щедрую, но более духовную. Вот уже девять лет он являлся художественным руководителем фестиваля "Мелодии сирени", который проводил не в России, а на второй родине композитора — в Америке, и во Франции, где Рахманинов после эмиграции числился почетным членом музыкальной Академии.

Вадиму захотелось домой, он оглянулся на родителей, те наперебой что-то рассказывали молодому человеку с блокнотом и диктофоном. Их любимое занятие. Несколько случаев из жизни: когда стало ясно, что у ребенка абсолютный слух; когда Вадик чуть не потерялся в лесу, но счастливый случай направил к нему грибников; про первый конкурс; про афишу "гранд пианист", где Вадим Лиманский в списке лучших пианистов мира.

— Да, такие были у Гилельса, Нейгауза, Рихтера, Горовца, и в этом ряду и наш Вадик, — счастливо улыбалась мама, папа кивал.

— Хочу собрать материал о всех его ранних выступлениях, у меня же в домашнем архиве записано, начиная с музыкальной школы, потом олимпиады, фестивали, первые конкурсы и дальше, дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Отец рассказывал, журналист заинтересованно слушал, согласно кивал. Позже к ним присоединился и Захар, он забрал бразды правления беседой в свои руки, разговор приобрел повышенную эмоциональность, вокруг собралась стайка женщин, они слушали Травина и с неприкрытым обожанием поглядывали в сторону Лиманского. Троих Вадим периодически видел на своих концертах и в других городах России, даже за границей. И он в первый раз с благодарностью, а не с раздражением подумал о них. Да, не любил он публичности, избегал интервью, не появлялся на "ковровых дорожках", но никаких причин негативно относиться к тем, кто тратил время и деньги, с учетом переездов и перелетов — немалые, у него не было. В конечном счете, пианист без публики — как закрытый рояль, немой механизм в покое. И вся музыка внутри, так что в ней проку? Он играет, когда слушают. У Лиманского не было в этом дефицита благодаря таким вот женщинам. А он слышал о театральных постановках, где на сцену народа выходило больше, чем собиралось в зрительном зале. Не в столицах, конечно.

А родители… В их рассказах не было тщеславия, лишь радостное удивление, восхищение. Пусть они осуществляли свои мечты, не спрашивая Вадима, но без их поддержки, самоотречения, молчаливого служения главному делу жизни — разве смог бы он подняться, достичь мастерства без их безоговорочной веры? Они верили в него, особенно папа, он жил успехами Вадима. А постарели оба — кольнула в сердце мысль. В бесконечных переездах мало видятся, а при встречах нет времени спокойно, по-семейному побыть с ними…

Размышляя об этом, Лиманский улыбнулся очередной претендентке на автограф и расписался на программке.

***

Он не заметил, как уснул. Музыка звучала в нем, воспоминания соединялись, переплетались, переплавлялись в образы нереального, в вереницы звуков — волшебный фонарь сменяемых картин. Этюды картины Сергея Рахманинова… Второй концерт…