— Нет, я лучше за вами пойду. — В последний момент какой-то страх напал: Тоня, обычно такая смелая, подумала, а вдруг заманивает? Если что — так еще убежать можно.
Но ничего криминального не произошло. Сначала Тоня оказалась на чистой лестнице, потом в лифте и, наконец, перед дверью квартиры. Кирилл открыл, когда вошли, он с порога сказал громко:
— Мама, я с гостьей.
В прихожей было чисто, на полу лежала вязаная дорожка. Тоня первым делом начала разуваться.
— Сейчас я тапочки дам, — засуетился Кирилл, не зная, что вперед — помочь ли ей снять пальто или подбирать обувь. В результате Тоня сняла пальто сама и осталась стоять на ковре разутая. Такой её и застала хозяйка — мама Кирилла. Она вышла из комнаты на голос. Тоне женщина показалась очень пожилой. Полностью седые волосы, худощавая, старчески “усохшая” фигура, глаза за крупными очками…
— Здравствуйте. — Тоня почувствовала себя неловко и начала сожалеть, что согласилась зайти. Мама Кирилла была странной. Смотрела как будто мимо, никак не реагируя. Может быть, недовольна, что Кирилл привел женщину? Неизвестно еще, что подумала…
— Здравствуйте, — голос у матери Кирилла оказался молодым, — Кирюша не предупредил, что у нас гости будут. Я ничего не приготовила.
— А нам ничего и не надо, спасибо, мама. Познакомься — это Антонина, мама Славика.
— Ах, вон что! — оживилась старушка. — Я про Славика все знаю, мне Кирюша все уши прожужжал. Одаренный у вас мальчик.
— Спасибо. — Тоня смутилась, она так и стояла разутая, а тапок все не предлагали. Самой, что ли, брать? Знать бы еще где.
— Ну, вы тут сами, я мешаться не буду. И приходите ко мне в комнату. А я чай поставлю и тоже приду.
— Не надо, я лучше сам все сделаю, мама. А ты иди с Антониной.
Он не сказал Тоне, как зовут маму. И это было бестактно с его стороны. И вообще, зачем в гости тащил? Про Славика можно было и во Дворце культуры поговорить.
Квартира Кирилла поразила Антонину многими вещами. Она казалась огромной: три комнаты — их Тоня прошла следом за хозяйкой; кроме этого холл без окон. Просторная кухня, большая прихожая. В одной из комнат — рояль, почти все место занимал. По стенам два дивана и еще стулья венские рядком, как в концертном зале. В остальных комнатах мебель не современная, похоже на довоенное время, еще и салфетки вышитые везде — на буфете, на спинках кресел. В буфете красивая посуда и безделушки, на подоконниках цветы. А на обеденном столе скатерть с бахромой. Люстры остальному под стать, ковры шаги глушат, словно в другое время попадаешь.
— Тапки так и не дал! — заметил Кирилл, когда Тоня села в предложенное кресло. — Извините! Сейчас принесу.
Тапки-то ладно, а вот что не сказал, как маму зовут, — беда. Сам вышел из комнаты, Тоне надо разговор поддерживать. Хорошо старушка охотно его продолжила.
— Да, Кирюша мне говорил про вашего мальчика, — повторила она, — переживает за него. Он за всех душой болеет, весь в отца. Наш Михаил Кузьмич, царство ему небесное, — мама Кирилла перекрестилась, — тоже преподавал. Профессором университета был, мы думали и Кирилл физиком станет, продолжит семейную традицию. А он вот в музыку пошел. Тогда еще не было такой моды — мальчиков учить на пианино, все удивлялись, зачем нам это, а я сказала: “Нет! Никакой физики, раз ребенок хочет быть пианистом — пусть будет”. Хотя, — она махнула рукой и засмеялась по-доброму, так, что морщинки разбежались к уголкам глаз, — что там можно было понять в его возрасте. В пять лет. Но муж меня поддержал, так и сказал: “Тебе, Ксения Николаевна, лучше знать. Музыка так музыка”. Он сам и дома почти не бывал, пропадал в институте.
То ли ненамеренно, или так деликатно она представилась Тоне. Значит, Ксения Николаевна. А у Кирилла отчество Михайлович — запомнила Антонина.
Тут и Кирилл вернулся с тапками.
— Вот, пожалуйста, — он нагнулся и положил их перед ней. — Извините. Гости у нас редко бывают.
— Да, очень редко, — подтвердила Ксения Николаевна. — Ты иди чайник поставь, а мы тут с Антониной сами.
Тоня заметила, что Кирилл как будто усомнился, не сразу пошел исполнить то, что мать просила. И смотрел на неё с тревогой. Почему? Тоня отметила его беспокойство, а чем вызвано, понять не могла.
Она догадалась потом, когда Ксения Николаевна провела рукой по стеклянной дверце буфета, нащупывая ручку, открыла и так же на ощупь достала чашку с блюдцем. Подошла к столу и поставила мимо.
— Ах ты господи, уронила! — воскликнула она, нагнулась с трудом, встала на колени и начала шарить рукой по ковру, натолкнулась на ножку стола. Тоня очнулась и кинулась помогать.
— Ну что вы, Ксения Николаевна, она не разбилась, откатилась в сторону. Вот. И блюдце цело. Давайте я вам помогу… — Тоня поставила чашку на стол и начала поднимать маму Кирилла. Он как раз вернулся в комнату, сразу понял, в чем дело.
— Ты, мам, садись, я сам все сделаю, ладно?
— Хорошо, хорошо, иди, я ничего больше трогать не буду. — Ксения Николаевна подошла к креслу и до него дотронулась, проверила.
Она все проверяла руками. Слепая? Подтверждая догадку Тони, Ксения Николаевна сказала: