Изменившись внутренне, избавившись от комплексов, преследовавших ее с юности, Карина и внешне преобразилась до неузнаваемости. С лица исчезло выражение грусти и уныния, глаза заблестели, плечи сами собой развернулись, походка стала легкой и пружинистой.
На улице на нее стали оборачиваться незнакомые мужчины, как это бывало давным-давно, во времена студенчества. Карина ловила на себе восхищенные взгляды и не могла сдержать счастливой улыбки.
Тягостные воспоминания о годах, когда она была одинока, подавлена и унижена, а рядом находились случайные, чужие люди, почти полностью изгладились из ее памяти.
Иногда, после особенно удачных концертов, возвращаясь в артистическую с лицом, горящим от возбуждения и усталости, Карина пыталась представить, как всего два месяца назад сидела в крохотном классе музыкалки, терпеливо и обреченно дожидаясь окончания урока с Эвелиной Малютиной, и не могла.
Ей казалось, что это было с кем-то другим, не с ней. Старушки-педагоги, директор, завуч, приветливая болтливая вахтерша, больше всего на свете обожавшая посплетничать, – все они вспоминались как бы сквозь туман, будто Карина не общалась с ними уже десять лет.
Словно в другой жизни были концерты, педсоветы, экзамены, горячие споры при обсуждении учеников. И все-таки когда-то эта жизнь существовала и была ее частью.
Об этом Карину заставила вспомнить неожиданная встреча с Марией Максимовной Бурцевой, произошедшая при весьма пикантных обстоятельствах.
Им с Олегом стало катастрофически не хватать ночей, вернее, того малого промежутка, которым они располагали для встреч урывками. Длительные репетиции, во время которых они были рядом, но не могли даже прикоснуться друг к другу, распаляли обоих настолько, что по дороге домой, в машине, их покидало терпение и сдержанность.
Как-то, в очередной раз почувствовав, что до дому им не доехать, Олег остановил «восьмерку» в соседнем квартале, в пустынном закутке между магазинами. Шел девятый час, оба были закрыты.
По сравнению с ночными свиданиями, отравленными вечным страхом того, что за стеной проснется Леля, любовь на откинутом сиденье автомобиля воспринималась Кариной как благо. На улице было совершенно темно и безлюдно, крошечный дворик неподалеку едва освещали два тусклых фонаря.
Теплый салон казался уютным и безопасным. Утолив голод друг по другу, Карина и Олег полулежали обнявшись, тихонько болтая о всякой ерунде. Возвращаться домой не хотелось: гарантии, что им удастся встретиться еще раз, не было никакой. Леля могла не заснуть в течение всей ночи, такое случалось, и не раз.
Их идиллию внезапно нарушил громкий стук в окно.
– Эй, кто там, – взывал возмущенный женский голос. – Откройте!
Карина дернулась было, чтобы подняться, но Олег удержал ее:
– Не обращай внимания.
– Но что ей нужно? – недоуменно спросила Карина.
– Мало ли сумасшедших бродят по улицам. Поорет и исчезнет.
Стук, однако, не прекращался.
Карина встревожилась, что безумная тетка повредит стекло. Она осторожно отвела руки Олега, выпрямилась и нажала на кнопку стеклоподъемника.
– Не вздумайте оставить машину здесь на всю ночь! – захлебываясь, застрекотал голос прямо ей в лицо. – Тут утром мусор вывозят, грузовик не сможет проехать!
– Да хорошо, хорошо, – с досадой произнесла Карина, намереваясь вновь поднять стекло, и застыла с вытянутой рукой: прямо перед ее носом стояла Бурцева, в своей каракулевой шубе и высокой папахе, и взирала на нее округлившимися глазами.
– Здравствуйте, – машинально произнесла Карина и кивнула, повинуясь многолетней привычке здороваться при виде начальства.
– К-карина Петровна? – заикаясь, выдавила Бурцева, косясь внутрь салона. В следующее мгновение она резко развернулась и засеменила в сторону двора.
– Вы что, знакомы? – удивленно спросил Олег, приподнявшись и глядя в окно на удаляющуюся, безупречно прямую спину завучихи.
– Да, – умирая от смеха, проговорила Карина. – Это завуч моей музыкальной школы. По-видимому, она живет здесь, в этом дворе.
– Суровая гражданка. – Олег поднял стекло и вновь увлек Карину на сиденье.
– Еще какая. – Она продолжала тихонько смеяться. – Знаешь, как она всех строила? Только попробуй вякни!
– Забудь, – коротко сказал Олег. – Не было этого, и все. Ни твоей музыкалки, ни этой стервы в каракуле. Да и тебя тоже не было, – он улыбнулся, пристально вглядываясь в ее лицо, и уточнил: – Той, которая кисла и норовила саму себя загнать в угол.
– А ты? – спросила Карина. – Ты был?
– Я? – Он секунду раздумывал, затем с уверенностью произнес: – Я был. Правда, может быть, слегка другим.
– Каким?
– Черт его знает. – Олег неопределенно пожал плечами. – Иногда мне кажется… что ты меня заразила своей рефлексией, вечными сомнениями, переживаниями за всех обиженных… словом, чепухой. Нет-нет, в голове твои мысли мелькают. – Он говорил нарочито небрежно, с усмешкой, но Карина видела, что глаза у него серьезные и даже грустные.
Он явно не шутил и не подрунивал над ней, как часто любил делать. Видимо, эта тема волновала его, и уже давно, но в силу упрямства и заносчивости Олег не желал обсуждать ее с Кариной.