Пианистка

– Скрипачам тоже не сладко температурить, – вздохнула женщина. – Руки ломит, инструмент не возьмешь. Вон Вадик с утра встал сам не свой. Уж и чемодан готовый, и продуктов я ему запаковала в дорогу, а он сел и двинуться не может. Мерим температуру – сорок, да еще с хвостиком. Пришлось сюда бежать, ноты нести – у него же много сольных мест. – Сестра Вадима взглянула на часы и засобиралась. – Пойду. Мне еще в аптеку, а оттуда в магазин. Счастливого пути. – Она снова улыбнулась, и взгляд ее остановился на Карине. – Девушка, у вас замечательные волосы, не хотите подстричься? Я ведь парикмахер. Вам хорошо будет, вот тут покороче, там подлинней. – Она сделала несколько пассов руками возле ее лица, изображая предполагаемую стрижку. – Можно небольшую челочку. Желаете?

– Нет, – Карина улыбнулась в ответ, – я никогда не делала стрижки. Люблю, когда волосы длинные.

– Меня постригите, – с готовностью отозвалась Соня, взбивая руками жиденькие, обесцвеченные прядки.

Женщина отрицательно покачала головой:

– Вам надо волосы лечить. Приходите к нам в салон, подберем специальные препараты. Потом можно будет сделать щадящую химию.

– Дорого, наверное, – с сомнением проговорила Галина.

– Не дороже, чем везде, – пожала плечами сестра Вадима. – Зато гарантирую отличное качество. Не буду же я обманывать сослуживиц своего брата. Записать телефон? А то я от Вадика отдельно живу.

– Пишите, – решительно сказала Соня.

Женщина достала из сумочки блокнот и ручку.

– И мне напишите, – потребовала Галина.

– Тебе-то зачем? – удивилась Соня. – Ты ж спокон веков плетешь свою ракушку.

– Пригодится, – отрезала та. – Сеструху отведу, она у меня давно подстричься мечтает у хорошего мастера.

Карина вспомнила, что Леля в последнее время поговаривала о том, что хочет сделать каре: мол, достали длинные волосы, лезут вовсю, секутся, и корни болят от тугих хвостов на макушке.

– Мне тоже дайте телефон, – попросила она.

– Надумали? – Вадимова сестра улыбнулась, черкнула на листочке и протянула его Карине. – Вот, держите. Меня зовут Тамара. Можете звонить до двенадцати. Все, девчонки, бегу, а то времени в обрез.

Она умчалась из вагона. Галина спрятала бумажку с телефоном в косметичку и, хитро подмигнув, полезла в объемистую багажную сумку.

– Погуляем, девочки? – Она извлекла на свет божий бутылку, наполненную чем-то темным. – Сонька, гони стаканы!

Соня послушно полезла в авоську и вынула набор дорожных пластмассовых стопок.

– Разливаем! – торжественно объявила Галина и наполнила их. – За начало гастрольного сезона.

– Что это? – спросила Карина, с любопытством разглядывая ароматную, тягучую жидкость.

– Наливка из черноплодки. Бабка моя делает. Ты пробуй, не пожалеешь.

– Правда, мировая наливка, – подтвердила Соня, отпивая из стопки. – В голову шибает будь здоров.

– Мне вообще-то играть завтра, – с сомнением произнесла Карина.

– А нам вообще-то петь, – засмеялась Галина.

Поезд дернулся, и перрон за окнами медленно поплыл назад.

– Ой, девчата, – Соня мечтательно подняла глаза к потолку, – как ждала этой поездки, вы не представляете! Оторвусь теперь по полной программе, а то дома муж задолбал: ревнует к каждому столбу. Где была, почему задержалась на пять минут, что за мужик звонил!

Соня славилась на всю капеллу повышенным интересом к противоположному полу. И в оркестре, и в хоре у нее имелась тьма любовников. Непонятно было, как терпел такое поведение ее супруг, коренастый, плотный молчаливый мужик, работающий в какой-то охранной фирме и частенько встречающий супругу после репетиций.

– Вы ведь знаете, у меня натура такая, – добродушно проговорила Соня, – сверх-эмо-цио-нальная, – по складам произнесла она и весело рассмеялась.

Карина переглянулась с Сашей. Та молча сидела в углу у окошка и сдержанно улыбалась. В обществе раскованных подруг-певиц обе чувствовали себя неловко.

– Дай налью тебе еще, сверхэмоциональная ты моя. – Галина ласково потрепала Соню по беленьким кудряшкам и плеснула ей в стаканчик новую порцию. – Ну а ты чего? – Она с осуждением глянула на Каринину полную стопку. – Прямо монашка какая-то. Не курит, не пьет…

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, – громко перебила Соня, в чью голову явно уже шибанула бабкина наливка.

– Тихо, – цыкнула на нее Галина и продолжила, обернувшись к Карине: – Я вот спросить хотела: мужик-то у тебя есть? Ты девушка видная, интересная, только какая-то замкнутая. Не понимаю таких, хоть убей! Мы вот они, все как на ладони. У Соньки – эмоции, у меня – Павлик. – Галина на секунду умолкла, опустив глаза.

С контрабасистом Павлом Шмелевым у нее уже пару месяцев крутился страстный роман. У обоих были семьи, они имели детей, тем не менее все в оркестре знали об их связи и в какой-то мере сочувствовали пылким любовникам. Про Шмелева было известно наверняка, что жену свою он не бросит и из дому не уйдет, хоть и увлекся Галиной сильно и всерьез – младшая дочка Павла была больна церебральным параличом.

Соня нежно обняла Галину за плечи.