Пианистка

Эти слова вырвались у него невольно, под воздействием момента, и язвительным тоном Олег пытался убедить и Карину, и, главное, себя в том, что это действительно полная чепуха.

– Рада, что благодаря мне ты теперь не такой циник и рационалист, как прежде, – проговорила она, интуитивно чувствуя, что должна подладиться под его тон, помочь обратить их беседу в шутку.

– Не радуйся, – моментально парировал Олег, и Карина поняла, что не ошиблась, он ждал от нее именно этого. – Пройдет. Меня изменить невозможно.

– Ладно, – сказала она ласково. – Нет так нет.

Поздним вечером, оставшись одна в своей квартире, Карина в мыслях неотступно возвращалась к их разговору то ли в шутку, то ли всерьез.

Интересно, что имел в виду Олег, говоря о сомнениях и переживаниях? Неужели Лелю, свое отношение к ней? Не может больше оставаться равнодушным, тяготится предательством?

Карине захотелось поговорить с ним начистоту, без обиняков, колкостей и ехидства, направляющих разговор в совершенно иное русло. Выяснить, так ли уж в действительности он равнодушен к Леле, способен расстаться с той легко и просто, безболезненно отсечь все, что связывало их за прожитые годы.

Она ждала Олега до половины четвертого утра, но в ту ночь он не пришел.

А когда назавтра они встретились, чтобы ехать в капеллу, лицо его снова было абсолютно спокойным и бесстрастным, и Карине показалось, что вчерашнее – лишь плод ее фантазии.

31

Февраль начался с неожиданной и сильной оттепели. В течение недели дул южный ветер, сугробы съежились и осели, непрерывно моросил мелкий, противный дождик.

А потом грянул двадцатиградусный мороз. Лужи вмиг застыли, и тротуар превратился в один сплошной каток, на котором легче легкого было сломать себе шею. Но гололед был не единственной напастью, которую принесли москвичам капризы погоды.

По городу с устрашающей скоростью пополз грипп, кося подряд и детсадовцев, и школьников, и взрослых людей. Пока санэпидемнадзор колебался, объявлять или нет эпидемию, ежедневное количество заболевших достигло нескольких тысяч.

В капелле слегло пол-оркестра и столько же хористов. Любаша лежала дома с температурой под сорок, и спевки проводила второй хормейстер, Саша, молчаливая, симпатичная девушка с каштановой косой, спускающейся ниже спины.

Сам Михалыч держался, хоть и отчаянно чихал, закрываясь платком.

В таких условиях предстоящие гастроли в Суздаль оказались под угрозой срыва. Собрали совещание, на котором взвесили все «за» и «против» поездки и решили, что ехать все-таки необходимо.

Суздаль был первой ступенькой в череде мелких гастролей, предшествующих основной полуторамесячной поездке в Италию. Там капеллу должен был прослушать новый потенциальный спонсор, крупнейший местный банк, почти готовый к подписанию контракта.

За то, чтобы ехать, хоть и неполным составом, высказались Олег, концертмейстер вторых скрипок, Ольга Чеботарева, флейтист Андрей Столярчук и только что поправившаяся Любаша. Последняя чувствовала себя еще неважно, багровость ее щек несколько поблекла, но настроена хоричка была решительно.

Карина радовалась необычайно: в Суздале их с Олегом сольная программа была включена во все концерты. Радость ее омрачала лишь тревога за Лелю, остающуюся в гриппозной Москве.

Перед отъездом Карина развесила по всем углам соседской квартиры дольки чеснока, накупила лимонов, клюквы и сухих плодов шиповника, строго-настрого велев Леле употреблять все это ежедневно, дабы повысить запасы витамина С в организме.

В день отъезда свалился Вадим. На вокзал приехала его сестра: она привезла ноты соло, которое он играл. По случаю лютого мороза проводники открыли двери заранее, и музыканты уже сидели в вагонах – хористы и певцы в одном, оркестранты в двух других.

Сестра Вадима заглянула в самое первое купе, где расположились Карина с Любашиной заместительницей Сашей, а также певицы Соня и Галина. Это была миловидная женщина лет сорока с небольшим, в пушистой песцовой шубке и светлой вязаной шапочке, из-под которой виднелись такие же черные, как у брата, волосы.

– Девочки, здравствуйте, – она приветливо улыбнулась, полезла в сумку и вытащила оттуда папку с нотами, – вот. Передайте это дирижеру, говорят, он в соседнем вагоне, я уж не буду туда бегать. Какие вы молодцы, что держитесь, не заболели.

– Типун вам на язык, – замахала руками Соня. – Нам болеть нельзя, потом месяц голоса не будет.