Пианисты

Те, кто не танцевал, хлопали в такт и выкрикивали что-то ободряющее. Матери кружили маленьких детей на руках. Мальчишки постарше шныряли в толпе, проскальзывали между танцующими, усиливая сумятицу и ажитацию. Гул нарастал. Музыканты добавили жару. И в кульминации вскочили со стульев и ящиков и сами стали подтанцовывать. Кряжистый трубач буквально жонглировал своим инструментом. Скрипачи подбрасывали и ловили в воздухе скрипки. Барабанщик отжигал на установке, выкрикивая что-то про самбу. Атмосфера накалилась до предела. В последнем аккорде, под звон тарелок, слились все – музыканты, танцоры, те, кто визжал и хлопал.

Даже когда последний аккорд умолк, тишина на площадь не вернулась. Слышались хохот, вскрики, танцоры и зрители делились впечатлениями. Вдруг по толпе словно прошла отрезвляющая волна. Надо было возвращаться к реальности. Люди потянулись в сторону проходной.

Олег посмотрел на часы и обратился к взмыленному Гонсалесу – казалось, тот играл, дирижировал и танцевал больше всех.

– Нам тоже пора.

Серая дверь с зарешеченным окошком открылась, и очередь медленно, семеня и переваливаясь, стала втягиваться внутрь.

Олег и бразилец направились в хвост, но женщины замахали руками, показывая, чтобы те сразу шли к двери. В будке виднелся дежурный в поношенной серо-бежевой форме. Ему все протягивали карточки и называли имена тех, к кому пришли на свидание. Олег и Гонсалес сделали то же самое. Дежурный записал в затертой амбарной книге их имена и вернул документы.

Они оказались во дворе. На суровых стенах из старых ноздреватых бетонных плит виднелись никогда не высыхающие разводы плесени, а местами – коричнево-зеленый мох. В углу увядал старый куст банана.

Одна узкая створка-дверь здания тюрьмы была распахнута. Окна, смотрящие во двор, зияли темнотой – без стекол, только грубо приваренные к толстым стенам решетки.

На площади раздались первые звуки «Испанского танца» Альбениса. Как странно было слышать здесь это нежное танго, которое старательно выпевали скрипка и виолончель. Один мир вторгался в другой. Мягкая мелодия, хотя и преодолевала колючую проволоку поверх забора, но как будто ранилась о шипы, кровоточила и жаловалась.

* * *

Олег и Гонсалес последовали за всеми в гулкий влажный коридор. Шаги эхом отражались от голых гладких стен. За дальней дверью открылся квадратный зал с низким потолком и линией столов, разделенных плексигласовой перегородкой. Кое-кто уже разговаривал со своими близкими, пригнувшись к отверстиям, прорезанным в мутном плексигласе. К Олегу и Гонсалесу подошел офицер и жестом показал на выход в другое помещение.

За дверью обнаружилась комната поменьше. Здесь стояло только три стола, все разные, но все так же разделенные казенным плексигласом. Оргстекло, правда, выглядело поновее, но разводы от грязной тряпки роднили его с окружающей обстановкой.

Как только Олег и Гонсалес присели на шаткие дерматиновые стулья, ввели Андрея. Изможденный, осунувшийся, в давно не стиранной майке, он имел жалкий вид. И прежде не отличавшийся прямой осанкой, теперь Андрей еще сильнее вжимал голову в плечи и сутулился.

Энрике бросился к Андрею с объятиями.

– Мой дорогой друг!

– Энрике? Ты здесь откуда? Олега-то я ждал… здравствуй, дорогой…

Охрана тут же разъединила друзей. Андрея шатнуло в сторону, у него подкосились ноги, он чуть не упал. Его усадили по другую сторону стола за перегородку.

– Принесите воды! – грозно крикнул бразилец охраннику.

Тот поспешно вышел из комнаты.

– Ты в камере слышал музыку? – напористо спросил Гонсалес. – Это мы. Со мной мои ребята. И Диана. Ты помнишь Диану?

– Диана…

Андрей как будто увидел перед собой привидение, глаза его неподвижно уставились в какую-то точку. Вдруг спохватился:

– Но это невероятно! Вам разрешили здесь играть?

– Сначала вроде как не разрешали, но потом заткнулись. Видно, поняли, что так просто от нас не отделаться.

Вошел охранник, поставил перед Андреем пластиковый стакан с водой и встал у двери, испуганно оглядываясь на гостей.

– С нами еще и журналисты с главных мировых каналов. Я их пригласил сделать репортаж, рассказать, что здесь происходит на самом деле.

Олег незаметно вытер со лба едкий пот.

– Есть, конечно, и среди журналистов злобные недоброжелатели, которые видят ситуацию по-своему. Но они нам не конкуренты. Правда, Олег?

Олег угрюмо кивнул, поглядывая исподлобья то на Андрея, то на Гонсалеса, который его все больше раздражал. И, как назло, Иван застрял в Москве, хотя должен был прилететь неделю назад.

– Энрике, послушай, давай по делу. Время здесь летит быстро. И мы можем не успеть сказать главное.

– Ты прав, – Энрике переключился мгновенно. – Прежде всего я должен тебя спросить, Андрей, хочешь ли ты что-то заявить журналистам? Прямо сейчас.

– Я – журналистам? – Андрей растерялся. – Ну разве что рассказать всему миру, какой я болван. Это можно, это запросто…

Он хлебнул из стаканчика и потянулся, саркастически улыбаясь.

– Андрей, серьезно, по сути произошедшего, – продолжал настаивать Энрике.