Подошел официант. Марго долго выспрашивала, что именно они кладут в тот или иной салат, как сильно поджаривают баклажаны, не слишком ли острая заправка. Надо отдать должное терпению и корректности молодого человека. Он ответил на все вопросы и принял заказ. После этого Олегу уже совсем ничего не хотелось, но голод он ощущал, и сильный. Он ткнул наугад в меню, попросил минеральной воды со льдом и уставился на Ивана, ожидая, когда же официант наконец отойдет.
– Ты созванивался с нашими друзьями? Есть новости?
– Самая свежая новость на этот час: как же мне все это осточертело! – Иван сердито швырнул меню на стол.
Только теперь Олег заметил, что «Ельцин» был в легком подпитии. Это и вправду что-то новое. Мало нам проблем.
– Не кипятись, – примирительно произнес Олег. – Сейчас главное довести до конца наш план.
– Наш план? Ваш план! Вернее, ту изуверскую интригу, которую вы изобрели на пару с Марго. А теперь это погубит человека. И какого человека! Уникального пианиста! Гения! Да, гения!
– Слушай, Иван, не начинай. Если ты неважно себя чувствуешь, давай встретимся в другой раз…
– Я отлично себя чувствую! Наконец я себя чувствую, как никогда, уверенно и могу вам все высказать. Какие же вы… Как бы выразиться помягче?
– Иван, я серьезно. Мы или говорим по делу, или расходимся.
Иван сделал звучный глоток оранжевого напитка из высокого коктейльного стакана и, брякнув тающими льдинками, со стуком поставил его на стол.
– По делу, значит? Ну окей, – он обвел тяжелым взглядом сидевших напротив. – Я позвонил нашему другу-функционеру. Попросил завершить эту историю, чтобы Обухова выпустили на свободу, и как можно скорее. Он ответил, что все реально…
Еще глоток.
– Вот и отлично, – выдохнул Олег.
– …только это потребует дополнительных вложений.
Иван поднял глаза от стакана с остатками коктейля и в упор уставился на Олега.
– Сколько? – процедил Олег.
– Пять ему, за оперативность и дополнительные усилия, и полторы – сутенеру с девчонкой, чтобы молчали и не дергались на фоне всей шумихи…
– Ну уж нет! – заерзала в своем кресле Маргарита. – Этому не будет конца! Ты же говорил, что больше «вложений», как ты выражаешься, не понадобится!
– Послушай, дорогая…
– Да я только и делаю, что вас слушаю! Сколько можно? Ах, мы, музыканты, ах, наши руки, наши тонкие натуры, ах, никто не понимает, кроме нас, как это важно… – Маргарита театрально закатывала глаза и манерно хлопала ресницами. – А другие не важны, да? Без ваших музыкальных рук… Надоело!
– Марго, любовь моя, успокойся, – Олег увещевал как мог.
Он настойчиво и ласково накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе. Но Марго грубо вырвала пальцы:
– Отстань! Денег больше не дам…
Все замолкли. Под сурдинку мурлыкала знакомая мелодия из классического джаза, только в веселой восточной обработке.
– Да пошли вы куда подальше! – Иван резко встал. – Сам заплачу́… Лишь бы вас больше не видеть…
Он бросил салфетку на стол, достал из бумажника купюру, положил под стакан и широким шагом направился к выходу.
Все утро Олег и Маргарита не разговаривали. Вчера, после ухода Ивана, Олег попытался корректно объяснить жене, что зря она так. Иван просто на взводе, как и они сами, особенно после всего, что случилось за последние дни, с тех пор как приехал Гонсалес и устроил весь этот спектакль. И ему, Олегу, как никому другому, хочется, чтобы это все закончилось как можно быстрее. И кроме Марго, никто не поможет.
Он взывал к сочувствию: ему всегда казалось, что на это по-настоящему способны только женщины. У кого же еще ему вымаливать это сочувствие, как не у любимой?
Но Марго оставалась непоколебима и холодна. Даже когда ночью в постели он попытался нежно обнять ее сзади, поцеловать привычно в мочку уха, потом пониже, в шею, она решительно отстранилась.
На завтраке сидели молча. Пришли они поздно, когда официанты уже убирали полупустые блюда с ветчиной, фруктами, сырами, десертами – остатками роскошеств местного шведского стола. Марго лениво ковыряла ложкой в пиале с йогуртом, изредка припадала губами к широкой чашке с капучино. После чего над верхней, чуть вздернутой кошачьей губой оставалось немного кофейной пенки. Олег старался смотреть в сторону моря, но эти белые усики упустить из виду никак не мог.