Пианисты

– По сути Олег мне обещал сегодня новости от адвоката. Удалось встретиться с заявителем? Поговорить с девчонкой? Узнать хоть что-то новое? – Андрей смотрел на Олега со слабой надеждой.

Олег покачал головой и отвел взгляд.

– Прокуратура возражает. Настаивает, что такая встреча может повлиять на исход всего дела в целом. Но я дозвонился до Елены Васильевны…

– И как она? – Андрей опять вжал голову в плечи.

– Говорила бодро, просила не волноваться, у нее все хорошо…

– И ты поверил?

Андрей хмыкнул и отвернулся. Прячет слезы?

Гонсалес решил вновь завладеть ситуацией.

– Андрей, мы можем рассказать журналистам об условиях содержания. Попробовать добиться съемки внутри здания тюрьмы! У тебя есть претензии к тому, как тебя здесь содержат?

Андрей немного помолчал.

– У меня есть претензии. Записывай.

– Минуту.

Гонсалес достал из кармана рубашки сложенный лист бумаги, похожей на квитанцию из отеля, щелкнул ручкой и приготовился.

Андрей начал перечислять. Антисанитария. Духота. Отсутствие вентиляции. Постоянное выключение воды в камере. Невозможность добиться прогулок – иностранцев не выводят в общий двор, вроде как берегут от агрессии со стороны местных. Отсутствие банных и постирочных дней, которые предоставляются другим заключенным. Отвратное качество пищи! Острый рис и тухлая рыба уже сделали свое дело. Желудок болит не на шутку.

– Тухлая рыба?! – Энрике как будто подбросило на стуле. – Ну уж нет, я этого так не оставлю…

– А по сути дела тоже хочу заявить, – Андрей говорил все увереннее, ему уже не казалась бессмысленной затея бразильца. – Я не преступник, я жертва. Меня опоили в массажном салоне каким-то подозрительным зельем. Я знать не знаю ту девчонку, что оказалась рядом со мной. Это какая-то чудовищная провокация, подстава. И цель ее мне неизвестна. Деньги? Может быть. Но пока это неочевидно. Считаю мой арест незаконным. Мое здоровье подорвано. И будет только хуже. Ты успеваешь, Энрике?

Бразилец строчил мелким почерком.

– Да, здоровье…

Почти вся страница была исписана.

Олег хотел провалиться под землю, заткнуть уши, убежать.

– Мои запястья болят от наручников. Боюсь, руки не восстановятся окончательно. Они больше всего меня беспокоят…

Андрей как-то резко обмяк и замолчал.

Дежурный посмотрел на часы и объявил, что свидание закончено.

– Мы тебя отсюда вытащим, все причастные понесут наказание, – провозгласил бразилец.

Двое охранников уже выводили Андрея из комнаты, а Гонсалес кричал им вслед:

– Мы будем приезжать сюда каждый день и играть до тех пор, пока тебя не выпустят. Ты слышишь, Андрей?

* * *

Толпа на площади несколько поредела. Те, у кого закончились часы посещений, потянулись к автобусной остановке, что была неподалеку. Оркестранты укладывали и зачехляли инструменты. Журналисты кучковались под старой лохматой пальмой. Кто-то говорил по телефону, кто-то курил. Операторы просматривали отснятый материал.

Гонсалес вышел в центр, вскочил на ящик и развернул перед собой листок с недавней записью:

– Друзья, я сейчас зачитаю вам заявление Андрея Обухова, которое он только что настоятельно попросил передать общественности.

Каков артист? Надо же, и «попросил», и прямо-таки «настоятельно»…

Олег стоял рядом и готов был рычать от злости. Неужели из-за этого необузданного латино сорвется весь план? Он, нервничая, вытащил из кармана шорт телефон и стал бездумно листать звонки и сообщения. Но, как и раньше, увидел только рекламно-зазывные эсэмэски о супервыгодных тарифах роуминга.

Надо срочно найти Ивана. Где он, черт возьми, застрял? Еще неделю назад обещал вернуться… И даже не звонит.

Перед Гонсалесом уже столпились журналисты, протянули к нему микрофоны. Операторы с камерами на плечах образовали полукруг. Бразилец, вскинув руку, начал с главного: российский пианист Андрей Обухов считает себя жертвой, а не преступником. Врожденный артистизм позволил Гонсалесу не только эмоционально зачитать по пунктам все претензии Андрея к тюремной администрации, которая ведет себя возмутительно, но и эффектно выстроить речь. Накал нарастал постепенно, возбуждение вновь пошло волной по площади. Кое-кто из местных стал возвращаться к скоплению репортеров вокруг неистового человека, чья страстная энергия заражала буквально всех. Неприемлемая пища, испорченные руки, угроза здоровью – все это прозвучало в конце как открытый призыв к освобождению незаконно задержанного музыканта.

В кармане завибрировал телефон. Почему-то звонка Олег не услышал. Наверное, из-за уличного гула. Толпа вновь сгущалась. Пламенная речь привлекала зевак.

На экране высветилось «Ельцин». Ну наконец…

– Ты куда пропал? – Олег отвернулся от главного действующего лица и сделал несколько шагов в сторону.

– Никуда я не пропал, – Иван говорил необычно напористо. – Мы не могли группу собрать. Я вам звонил и на мобильный, и в отель, но связь и в двадцать первом веке оставляет желать лучшего. А ваш хваленый роуминг…