Пианисты

Что ж, не они первые и не они последние. Вечная проблема концертирующих музыкантов – разлука с близкими. Особенно если и вторая половинка тоже исполнитель. Колесят они по свету, не видя друг друга, а иногда и этого самого света. Хорошо, если на следующий после концерта день рейс не самый ранний, тогда можно и в музей забежать, успеть взглянуть на какой-нибудь шедевр, ради которого съезжаются туристы, по историческому центру пройти. Но, как правило – самолет, поезд, такси, отель, вокзал, аэропорт и так далее.

И дело даже не в деньгах. Андрей с радостью оплатил бы Диане дорогой перелет. Но отменить музыку в ее жизни он не властен. Они как планеты на разных орбитах. Сближения возможны, но так редки.

– Андрей? Как все прошло?

Ее полудетский голос с этим неповторимым чувственным тембром звучит, как всегда, трогательно. Иногда Андрей даже ревнует Диану к окружающим, поскольку уверен, что этот голосок будоражит не только его.

– Привет, да вроде неплохо… Венцы довольны. Но больше всех радуется Олег. И слава богу. До сих пор чувствую себя перед ним в долгу.

– Да ты скромничаешь! Там наверняка все с ума сошли от твоего возвращения, скажи честно!

– От нашего возвращения… – сдержанно поправляет Андрей. – Ну немножко сошли, да… Лучше скажи, как ты? Готова к завтрашнему дню?

– Ой, даже не знаю. Никогда так не тряслась. Кажется, меня разорвет на части.

– Погоди, я же тебя учил дыхательной гимнастике. Забыла?

– Не забыла! Просто мне не помогает. Дыхание сбивается, и меня опять трясет. И вообще, хотела бы все бросить и прилететь к тебе. Так скуча-а-аю.

Диана вытягивает в своей манере "miiiss you", и Андрей как будто слышит на том конце провода почти детское хныканье.

– И я…

В дверь стучат.

– Прости. Кто-то идет. Наверное, на автограф-сессию зовут. Я перезвоню.

Не успевает Андрей отключиться, как врывается Линц.

Полированная лысина продюсера сияет как солнце. Из кармашка смокинга торчит измятый шелковый платок. Галстук-бабочка сбит буквально на пару миллиметров, но для немца это равнозначно рассаженной до пупа рубахе. Обычно сдержанный, Линц буквально сыплет скороговоркой:

– Это невероятно. Мало того что полный аншлаг, венцы устроили такие овации!

Линц вдруг замечает, что шнурок на его правой лакированной туфле развязался, и на секунду впадает в ступор. Тут же продолжает:

– Между прочим, администратор сообщил, что из standing room сегодня эвакуировали четверых. Вы можете себе представить, четверых!!! Абсолютный рекорд для этого зала.

– Что значит эвакуировали?

– Как, вы не знаете? Это такой местный негласный статус удачного концерта! В стоячий партер набивается особенно много желающих, и некоторым неопытным людям от духоты, ну или от любви к музыке, становится плохо. При филармонии есть свои медики на этот случай, они прибегают с носилками и быстро уносят пострадавшего.

Линц весь сияет и слегка дрыгает ногой, полагая, видимо, что шнурки завяжутся сами. У Андрея от ужаса холодеет за грудиной.

– О боже! Нас за это не привлекут к ответственности?

– Что вы, Андрей! Вы войдете в историю зала! О сегодняшнем вечере слушатели будут рассказывать своим детям. Совершенно выдающееся выступление! Поздравляю!

С этими словами Линц разворачивается, делая в воздухе странное антраша, и устремляется на выход, должно быть, сообщить радостные новости Олегу. Андрей замер, все еще не веря своим ушам. Вдруг спохватывается:

– Олег у себя?

– Ну разумеется. – Линц оборачивается в дверях: – Готовится, как и вы, раздавать автографы. Не забудьте, это часть контракта. Зрители ждут…

* * *

Андрей медлил. За ясным, будто только что вымытым окном распускалась весна. В прозрачном вечернем воздухе контуры города казались особенно резкими и отчетливыми. Лишь свет от уличных фонарей накладывал на эту графику желто-масляные кляксы. В свой самый первый приезд в Вену Андрей застал то же время года. Стояла такая же апрельская нежная погода. На Картнерштрассе плитка под ногами уже разогрелась и щедро отдавала тепло. Впереди – по-южному долгое лето.

Поселили Андрея тогда неподалеку отсюда, почти напротив Оперы. Он не был особенно сентиментальным, тем более в юные годы. Но что-то его толкало после репетиций не возвращаться сразу в гостиницу, а вскакивать в трамвай и катить по весеннему Рингу среди свежей зелени, наблюдая за неспешными жителями этой большой деревни.

Венцы всегда были симпатичны ему своим провинциальным, основательным консерватизмом. В других столицах люди другие – бегут, торопятся в надежде на успех. Андрей так и остался в душе провинциалом, и в огромных мегаполисах ему было неуютно. А здесь… Жаль, что не смогла приехать Диана. Он показал бы ей любимые уголки, кофейни в тихих улочках, где можно сидеть бесконечно долго и смотреть на редких прохожих, выгуливающих себя и собак. Но хотя венская весна и напомнила ему ту, первую, сейчас чувство реальности было совсем иным.

Андрей отошел от окна. Взгляд упал на телефон, валявшийся на диване. Надо позвонить домой. Но он никак не мог решиться. А надо ли?