Читаем Пьяный корабль. Cтихотворения полностью

Страхи, мучения

На небо скрылися,

Жаждой истомною

Кровь стала темною.

Так забывается

Поросль кустарников,

Там, где сливается

Запах нектарников

С диким гудением

Мушек над тлением.

Юность беспечная,

Волю сломившая,

Нежность сердечная,

Жизнь погубившая, —

Срок приближается,

Сердце пленяется!

Перевод Ф. Сологуба<p>Вечность</p>

Обретена

Вечность!.. Она —

Это волна,

Слитая с солнцем.

Дух мой хранитель,

В бессонной ночи

Свету заклятья

За мной прошепчи.

Сбросив оковы

Всеобщей судьбы,

Свободен ты снова,

Ты – сам по себе.

Над этой атласной

Жаровней зари,

Над смутою косной,

Вера, пари!

Всего лишь мгновенье

Забвения, но —

Познанье, терпенье,

Страданье дано.

Обретена

Вечность!.. Она —

Это волна,

Слитая с солнцем.

Перевод М. Яснова<p>Золотой век</p>

И вновь голосок

Нежнее свирели

Свой кроткий упрек

Лепечет – не мне ли?

Забудь про клубок

Проклятых вопросов:

От многих тревог

Свихнешься, философ!

Танцуй же и пой

Легко и беспечно

С цветком и волной —

Родней твоей вечной!

Волна за волной

Мотив наплывает —

Все ясно без слов…

– И я подпеваю:

Танцуй же и пой

Легко и беспечно

С цветком и волной —

Родней твоей вечной!.. и т. д.

И вновь голосок

– Он звонче свирели —

Свой кроткий упрек

Лепечет – не мне ли? —

И тут же – с другим

Аккомпанементом

Поет – херувим

С немецким акцентом:

Мир – плут и злодей;

Поверь мне, едва ли

Он стоит твоей

Заветной печали!

Чертоги блестят

Красой горделивой…

О царственный брат!

Откуда пришли вы

В наш замок счастливый?.. и т. д.

О сестры, о ком

Мечтал я тайком

– Нет тайны укромней! —

Стыдливым венком

Увейте чело мне… и т. д.

Перевод Г. Кружкова<p>Молодая чета</p>

В окошке – небо; в доме – сундуки,

Шкатулки, шкаф – огромен и трехстворчат.

А за окном – как будто рожи корчит

Сам домовой – мясистые цветки.

Раздоры, стычки, побоку дела —

Но шелковица слаще в полнолунье,

Как будто чернокожая колдунья

Решетками углы позаплела.

В неясном свете тусклой полировки

Расселись, словно призрачный конклав,

Угрюмые мамаши и золовки,

Уединиться молодым не дав.

Не исчезать, свидетелей тревожа —

К чему супругам этакий зарок?

А духи вод наносят ветерок

Под пологи супружеского ложа.

Медовый месяц и подружка-ночь,

Завесьте небо медною кулисой,

С улыбкой помогите превозмочь

Дурной навет, что вброшен злобной

                                             крысой.

О выстрел сумасбродный, не звучи —

Знак покаянья и ревнивой злости.

Вы, старцы вифлеемские, в ночи

Святой покров скорей на окна бросьте.

Перевод А. Кроткова<p>Брюссель</p>

Амарантовые гряды вплоть

До приятного Зевесова дворца.

– Знаю, – это Ты в зеленый плющ

Примешал сахарскую голубизну!

Как на солнце ель и кущи роз

И лиана растворили здесь свою игру,

Клетка маленькой вдовы!.. Какие

Стаи птиц, о йа, ио, иа, ио!..

– Страсти старые, домашний сон!

В баловницу из киоска кто влюблен,

За спиною роз внизу балкон,

Тенистый балкон Джульетты.

– Ах, Джульетта, – вроде Генриетты,

Чары милых станций на путях,

В глуби холмов, как в плодовых садах,

Где черти голубые в облаках!

Вот холм, где бурным майским веткам

Гитара вторила у девушки ирландской,

Затем в столовой гинеянской

Щебет детский и по птичьим клеткам.

Окно князей внушит воспоминанье

Об яде слизняков и хризантем,

Здесь дремлющих на солнце. И затем

Чудесно слишком! Сохраним молчанье.

Бульвар без шума, без торговли;

Немой, комедий, драм сплетенье,

Сцен бесконечное соединенье,

Тебя узнав, любуюся в молчанье.

Перевод Ф. Сологуба<p>«Алмея ли она? На голубом рассвете…»</p>

Алмея ли она? На голубом рассвете

Исчезнет ли она, как мертвый цвет в расцвете?

Пред этой шириной, в безмерном процветанье

Роскошных городов, в их зыблемом дыханье!

Избыток красоты? Но это только плата

За дочку рыбака, за песенку пирата,

И чтобы поздние могли поверить маски,

Что в море чистом есть торжественные краски!

Перевод Ф. Сологуба<p>Разгул голода</p>

О, голод мой, Анна, Анна! —

Горящая рана.

Растет аппетит могучий,

Чтоб горы глотать и тучи.

Нет удержу! Буду лопать

Железо, уголь и копоть.

Мой голод, вол неуклюжий!

    Мыча с тоски,

Пасись на лугу созвучий,

    Топча вьюнки!

Вокруг – еда дармовая:

Каменоломен харчевни,

И валунов караваи,

И плиты соборов древних.

Мой голод! В просветах дымных

    Лазурный бред.

О, как он грызет кишки мне,

    Спасенья нет!

На грядках зелень ершится:

Вопьюсь в хрустящие листья,

Сжую на корню душицу,

Укроп и хрен буду грызть я.

О, голод мой, Анна, Анна! —

Горящая рана…

Перевод Г. Кружкова<p>«Как волк хрипит под кустом …»</p>

Как волк хрипит под кустом,

Добычи пестрые перья

Отрыгивая с трудом, —

Так сам себя жру теперь я.

Земли плодородный тук

Тугие плоды рождает;

Но житель плетня – паук

Фиалки одни снедает.

Уснуть бы! Вскипеть ключом

На жертвеннике Соломона!

Пускай моя кровь стечет

В холодную зыбь Кедрона.

Перевод Г. Кружкова

«Послушай, как громко трубит у дорог…»

Послушай, как громко

трубит у дорог

в апрельских потемках

зеленый горох!

В потоке видений,

в высотах ночных

колышутся тени

почивших святых.

На мертвенных лицах

тоска забытья

и жажда – напиться

земного питья…

Ни трюк балаганный,

ни звездный обман —

мираж этот странный,

полночный туман.

И смотрят, и брезжат

Перейти на страницу:

Похожие книги

В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза