Пять четвертинок апельсина

Закусочная открылась только на следующий день. Произошло это примерно в половине двенадцатого, когда обычно начинают подходить мои первые посетители. Ставни были уже подняты, за ними виднелся прилавок, над прилавком раскинулась красно-желтая маркиза. Под маркизой была натянута леска с разноцветными флажками, на каждом флажке было написано название какого-нибудь блюда и его цена: «steak-frites, 17F, saucisse-frites, 14F»[45]; стены были украшены яркими постерами, расхваливавшими «Super Snaks» или «Big Value Burgers»[46]; на полках выстроилось множество разнообразных прохладительных напитков.

– Судя по всему, у тебя появился конкурент, – заметил Поль Уриа, прибывший, как всегда, точно в четверть первого.

Я даже спрашивать не стала, что ему принести; он всегда заказывает мое «фирменное» блюдо, а готовлю я каждый день разное, и demi[47]. По нему вообще можно часы проверять. Сидит себе на своем обычном месте у окна, помалкивает, ест да на дорогу смотрит. Решив, что он в кои-то веки пошутил, я насмешливо воскликнула:

– Вот еще, конкурент! Скажешь тоже! Имейте в виду, месье Уриа: если моему «Crêpe Framboise» придется соревноваться с какой-то вонючей забегаловкой на колесах, я попросту соберу горшки да сковородки и навсегда закрою блинную.

Поль добродушно засмеялся. В тот день моим фирменным блюдом были жаренные на решетке сардины, одно из самых любимых блюд Поля, к рыбе полагалась еще и корзинка свежего орехового хлеба. Поль жевал вдумчиво, как обычно наблюдая за дорогой. Кажется, появление на обочине автофургона с закусками никак не повлияло на количество посетителей моего кафе; в течение последующих двух часов я была полностью занята готовкой, а моя официантка Лиза только и делала, что принимала заказы. Когда же я снова выглянула наружу, возле автофургона уже стояли два каких-то юнца, девочка и мальчик, держа в руках кульки с чипсами. Я пожала плечами. Эти к моим обычным посетителям отношения не имели. Ну что ж, прекрасно проживу и с таким соседом.

Но на следующий день юнцов там собралась добрая дюжина; включенное на полную мощность радио наигрывало какую-то развеселую музыку. Пришлось, несмотря на полуденную жару, закрыть дверь блинной, но и при закрытой двери сквозь оконное стекло доносился гитарный перебор и грохот ударных, так что Мари Фенуй и Шарлотта Дюпре, две мои постоянные посетительницы, пожаловались, что сегодня у меня слишком жарко и шумно.

Через день толпа у закусочной еще выросла, а музыка гремела пуще прежнего. Где-то без двадцати двенадцать я не выдержала и отправилась к хозяину фургона – жаловаться на шум. Стоило мне там появиться, и меня со всех сторон моментально окружили подростки; кое-кого из деревенских я узнала, но большинство были городские – девчонки в лифчиках от купальников и в ярких летних юбках или джинсах, парни в рубашках с поднятым воротником и в мотоциклетных бутсах с пряжками, которые так и звенели на ходу. Под стенкой закусочной стояло несколько мотоциклов, от которых исходила бензиновая вонь, смешивавшаяся с запахом подгоревшего фритюра и пива. Молоденькая девчонка с коротко остриженными волосами и с серьгой в носу нахально на меня уставилась, думая, наверно, что я пытаюсь пролезть без очереди, и ловко засадила мне локтем в бок, хорошо еще, что в лицо не заехала. Затем она хамски заявила, с трудом разлепив челюсти, занятые жвачкой:

– Куда без очереди лезешь, мамаша? Ты что, ослепла? Видишь, сколько людей стоит?

– А-а, так ты, милочка, оказывается, в очереди стоишь? А мне показалось, ты тут просто клиентов подманиваешь!

Конечно, я тоже за словом в карман не полезла.

Девица разинула рот, а я, работая локтями, двинулась дальше, больше ни одним взглядом ее не удостоив. Мирабель Дартижан, что бы она там ни натворила, всех своих детей научила никому не спускать оскорблений.

Прилавок оказался довольно высоким, и мне пришлось смотреть на хозяина автофургона снизу вверх, задрав голову. Это был молодой человек лет двадцати пяти, довольно привлекательной наружности, этакий «свой парень» со светлыми, несколько грязноватыми патлами до плеч и одной-единственной золотой сережкой, болтавшейся в ухе, крестиком, насколько я сумела разглядеть. Глаза у него, правда, были красивые, лет сорок назад я бы, пожалуй, даже внимание на него обратила, но теперь стала слишком старой и привередливой. По-моему, те природные женские часы перестали тикать во мне примерно тогда же, когда мужчины перестали носить шляпы. Несколько позже, вспоминая этого парня, я решила, что он определенно мне кого-то напоминает, но в тот момент я не обратила особого внимания на его внешность.

Конечно, он уже знал, как меня зовут.

– Доброе утро, мадам Симон, – вежливо и чуть насмешливо поздоровался он. – Чем могу служить? Есть замечательный burger américain[48]. Не желаете попробовать?

Я была рассержена, но старалась этого не показывать. Судя по выражению его лица, он ждал неприятностей и был вполне готов с ними справиться. Так что я одарила его одной из самых добрых своих улыбок и вежливо ответила: