Пять четвертинок апельсина

На следующий день он снова включил радио на полную катушку. Я терпела эту чертову музыку, сколько хватило сил, потом все же потопала к закусочной. Народу там было еще больше, чем вчера; кое-кто узнал меня, пока я проталкивалась к прилавку, и принялся отпускать хамские комментарии. На этот раз я была слишком зла и не думала о манерах. Гневно посмотрев на владельца закусочной, я заорала:

– Мы ведь, кажется, договорились?

Одарив меня улыбкой, широкой, как вход в амбар, он осведомился:

– О чем, мадам?

«Нет уж, сегодня этот фокус у тебя не пройдет!» – решила я.

– Не притворяйтесь, будто не понимаете! Я требую немедленно выключить музыку! Немедленно!

Он вежливо поклонился и со скорбным выражением лица, демонстрируя, насколько обижен моим яростным натиском, выключил музыку.

– Конечно, конечно, мадам, не сердитесь, я не предполагал, что это вызовет у вас такое раздражение. Мы с вами теперь близкие соседи, нам нужно непременно притереться друг к другу.

В первые несколько секунд из-за охватившего меня гнева я не сумела даже расслышать предупреждающий звоночек, прозвеневший в этих словах.

– Что вы имеете в виду? Какие еще «близкие соседи»? – До меня наконец-то начинал доходить смысл этой фразы. – И вообще, долго вы еще намерены тут торчать?

– Так ведь как получится… – пожал он плечами; его голос звучал вкрадчиво. – Вы и сами знаете, мадам, как непросто угодить клиентам. Посетители – вещь непредсказуемая. Сегодня, как говорится, густо, а завтра пусто. Неизвестно, как оно сложится…

Теперь предупреждающий звоночек превратился в оглушительный звон; меня вдруг охватил озноб.

– Но вы поставили фургон на общественной дороге, – сухо заметила я. – Не сомневаюсь, полицейские заставят вас уехать, как только выяснится, что вы тут находитесь.

Он покачал головой и произнес почти ласково:

– У меня имеется официальное разрешение здесь находиться. К тому же стою я не на дороге, а на обочине, все документы у меня в порядке. – И он с оскорбительно вежливой улыбкой спросил, глядя прямо на меня: – Надеюсь, мадам, что и у вас тоже?

Я заставила себя сохранить на лице каменное спокойствие, но сердце трепыхалось, точно выброшенная на берег рыба. Он что-то знает! От одной этой мысли я сразу почувствовала головокружение и тошноту. Боже мой, он действительно что-то знает! Проигнорировав его вопрос, я твердым голосом заявила:

– И еще одно. – Я была довольна, что удается сохранять достоинство и тихую уверенность женщины, которой совершенно нечего бояться; вот только сердце готово было прямо-таки выскочить из груди. – Вчера ваши клиенты устроили адский шум, заводя мотоциклы. Если вы еще раз позволите своим дружкам беспокоить посетителей моего кафе, я сообщу в полицию о нарушении общественного порядка. И я уверена, что там…

– А я уверен, там ответят, что шум возник не по моей вине, а по вине самих мотоциклистов. – Судя по его голосу, он с удовольствием развлекался, дразня меня. – Нет, правда, мадам, я очень стараюсь вести себя должным образом. Бесконечные угрозы и обвинения с вашей стороны делу не помогут.

И я вдруг, как ни странно, и впрямь ощутила себя виноватой, словно это не он, а я кому-то угрожала. В ту ночь я спала плохо, все время просыпалась, а утром накричала на Прюн за то, что та разлила молоко, и на Рико, который играл в футбол слишком близко от огорода. Писташ как-то странно на меня посмотрела – мы с ней практически не общались с того вечера, когда к нам приезжали Янник с Лорой, – и поинтересовалась, хорошо ли я себя чувствую.

– Нормально, – буркнула я и вернулась на кухню.

3

В последующие дни ситуация только ухудшилась. Два дня я, правда, никакой музыки не слышала, зато потом она загремела снова и куда громче, чем прежде. Мотоциклисты стали наезжать целыми бандами, яростно взревывая моторами как при приезде, так и при отъезде, и с дикими воплями и улюлюканьем носились друг за другом вокруг закусочной. Толпа юнцов, собиравшихся там, тоже что-то не уменьшалась, даже наоборот. С каждым днем я все дольше и дольше собирала с обочины шоссе смятые жестянки из-под напитков и бумажные обертки. Но куда хуже то, что этот голубоглазый красавчик стал открывать свое заведение еще и по вечерам, с семи до полуночи, и это странным образом совпадало с расписанием работы моей блинной. Я со страхом прислушивалась к звукам включаемого в фургоне генератора, понимая, что через несколько минут прямо напротив моего тихого кафе загомонит разнузданная ватага девиц и парней. Розовая неоновая надпись, светившаяся в сумерках над закусочной, гласила: «Сэндвичи, закуски, жареный картофель – у Люка есть все!», а в прохладном вечернем воздухе, точно на ярмарке, разливались запахи кипящего фритюра, пива и сладких горячих вафель.