Пять фараонов двадцатого века

Сразу должен оговориться: я не чувствую в себе сил адекватно воспроизвести меру ужаса того, что творилось в сталинской России. Невозможно продолжать повествование нормальным человеческим языком и делать вид, будто, да, это просто цепь исторических событий, довольно страшных, но вполне поддающихся объективному описанию. По счастью, у многих замечательных историков хватило самообладания и сил написать убедительные и подробные труды об этой эпохе. «Большой террор» Роберта Конквеста, «Сталинщина» Романа Редлиха, «Архипелаг ГУЛаг» Александра Солженицына, «Сталин» Эдуарда Радзинского, «Технология власти» Абдурахмана Авторханова, «Номенклатура» Михаила Восленского и другие надолго останутся незаменимыми путеводителями по отпылавшему пожарищу.

Внесли свою лепту и писатели. Причём некоторые из них, уже уверенно владевшие манерой реалистической прозы, в какой-то момент почувствовали, что ей не по силам воссоздать происходившее, и перешли к фантасмагориям. Андрей Платонов написал «Котлован», Владимир Набоков — «Приглашение на казнь», Альбер Камю — «Чуму», Михаил Булгаков — «Мастера и Маргариту», Джордж Орвел — «1984». Интересно, если бы Данте перенёсся в наши времена, какими красками его фантазия изобразила бы круг ада, созданный марксистами-ленинцами? В виде озера, кишащего голодными крокодилами, и грешников, носящихся по окружающим холмам и сталкивающих в воду друг друга?

Мне такие полотна не по силам. Всё, на что я чувствую себя способным: добавить к картине несколько деталей, открывшихся мне в процессе чтения исторических книг и в рассказах живых свидетелей эпохи. В терроре погиб мой отец и его брат, арестам и высылкам подвергались мать, дед, обе бабушки, тётки. Сам я поставил своеобразный рекорд: прожил за колючей проволокой лагеря четыре года в возрасте от четырёх до восьми лет, а задержан за «шпионаж» был уже в четырнадцать лет.

В истории революционного движения в России первое открытое столкновение дальнозорких с близорукими произошло уже в 1903 году. На 2-ом съезде РСДРП споры между делегатами дошли до такого ожесточения, что произошёл раскол партии на большевиков и меньшевиков. Более образованная часть социал-демократов пошла за Мартовым и Плехановым. Но это не означает, что меньшевиков можно назвать «партией дальнозорких». Ленин и Троцкий, с их обострённым политическим нюхом, видели расклад политических сил в стране отнюдь не хуже. Но они ни в грош не ставили те абстрактные ценности, которые были дороги меньшевикам: демократия, справедливость, гуманизм, законность. Они боготворили силу и власть — здесь и сейчас — и большинство пошло за ними.

Дальнейшая история коммунистической партии переполнена внутренними конфликтами, образованием фракций, безжалостными чистками. Причиной исключения из «сплочённых рядов» редко называли какой-нибудь хозяйственный провал (это прощалось), но как правило — идейную незрелость, уклоны вправо или влево. На самом же деле отбор на отсев происходил по расплывчатому, мистическому, иррациональному критерию — «наш или не наш?».

Террор против дальнозорких начался сразу после конца гражданской войны, но поначалу он был избирательным. Гумилёва, например, присовокупили к сфабрикованному делу о заговоре и убили, а Горькому, который открыто нападал на политику большевиков, разрешили уехать. Осенью 1922 года выпустили также группу русских мыслителей и университетских преподавателей, посадив их на два немецких парохода и разрешив взять с собой только носильное бельё и одежду. Среди высланных были такие фигуры, как Николай Бердяев, С.Н. Булгаков, Иван Ильин, Николай Лосский, М.А. Осоргин, С.Е. Трубецкой. В историю это событие вошло под названием «Философский пароход».

В 1920-е годы ГПУ без труда заполняло свои подвалы и тюрьмы «классово-чуждыми», бывшими эсерами, анархистами, белогвардейцами, землевладельцами, чиновниками. Но постепенно число потенциальных жертв уменьшалось, уходило из жизни, пряталось под другими личинами. А карательные органы бездействовать не могли. Машина поневоле вступала в стадию разгона, начинала пожирать людей без особого разбора. Моего деда, бывшего члена совета директоров Украинбанка в Киеве, арестовывали повторно много раз уже в местах высылки. Он как бы использовался местными отделами ГПУ как «повторное топливо».