Пять фараонов двадцатого века

В публичных выступлениях он быстро овладевал эффектными театральными приёмами и пускал их в дело при самых неожиданных обстоятельствах. Однажды в Лозанне ему довелось принять участие в религиозном диспуте. Встав перед своим оппонентом, местным пастором, он извлёк из кармана часы и громко объявил: «Сейчас три с половиной часа пополудни. Если Бог существует, я даю Ему пять минут, чтобы поразить меня насмерть».[149] Естественно, Господь не справился с поставленной Ему задачей и был посрамлён.

Религия и священники были постоянным объектом злобных нападок со стороны Муссолини. «Когда же люди освободятся от тирании религии, этой аморальной болезни ума?! — восклицал он. — Кто такой был Христос, как не жалкий, ничтожный человек, сумевший за два года обратить в свою веру всего несколько деревень и учениками которого была дюжина невежественных бродяг, подонков Палестины?».[150]

В начале 20-го века атеизм стремительно проникал во все сферы жизни в Европе. Он быстро приобретал черты догматизма и нетерпимости свойственные многим религиозным течениям. Итальянские социалисты запрещали своим членам участвовать в христианских обрядах. За крещение ребёнка или церковное бракосочетание могли исключить из партии. В то время как христианство было раздроблено на множество вероисповеданий — католицизм, лютеранство, кальвинизм, православие, англиканство и так далее, — атеизм находил силу в полном единодушии своих адептов.

Нападки на папу римского привлекали много сторонников в лагерь Муссолини. «Именно выпады против католической церкви, “этого великого трупа”, и Ватикана — “притона нетерпимости и банды грабителей”, а также против христианства в целом — “аморального позорного клейма для человечества” — привели к его аресту и выдворению из Австрии после короткого тюремного заключения».[151]

Возможно, сам Муссолини затруднился бы ответить на вопрос, кого он больше ненавидит — попов или богачей? Софистические формулы Прудона — «собственность это воровство» — или Маркса — «источник любого богатства — эксплуатация» — имели в его мозгу вес абсолютных истин. Гневные тирады, вылетавшие из его уст, часто были окрашены откровенной завистью, и он даже не пытался скрывать этого.

«Смотрите, — говорил он своей приятельнице, русской социалистке Анджелике Балабановой, показывая рукой в сторону ресторанов и отелей в городе Лугано. — Эти люди едят, пьют и наслаждаются жизнью. А я должен ездить в вагоне третьего класса и есть жалкую, дешёвую пищу. Боже мой, как я ненавижу богачей! Почему я должен страдать от такой несправедливости? Сколько это может продолжаться? Когда же наступит день мести?».[152]

Среди социалистов было немало людей, открытых националистическим идеям, считавших себя патриотами Италии. Таких Муссолини называл «лакеями буржуазного капитализма», «рабами национализма и патриотизма», которых следовало бить и бить, «пока их предательство дела пролетариата не будет разоблачено. Ибо пролетариат должен оставаться «антипатриотичным уже по своему характеру» и ему необходимо разъяснять, что национализм — это «маска грабительского милитаризма», которую следует «оставить господам», а национальный флаг — это просто «тряпка, место которой на помойке».[153].

Для юного ниспровергателя разницы между республиками и монархиями не существовало. На приютившую его Швейцарию он обрушивался с красочными инвективами: «Это демократия сосисочников, которая никогда не знала, как найти способ выразить протест, и притворялась, что не понимает своего огромного позора, уверовав, видимо в то, что яблока Вильгельма Телля достаточно для увековечивании традиций свободы».[154]

Постепенно он стал приобретать известность в провинции Романья. В возрасте двадцати пяти лет «товарищ Муссолини» представлял собой заметную силу, о нём писали газеты. С присущей ему горячностью он принял участие в одном из аграрных конфликтов между подёнными рабочими и их «угнетателями» и за резкие высказывания попал на три месяца в тюрьму.[155]

Отделения полиции в Италии, Швейцарии, Австрии имели досье на Муссолини, которые распухали с каждым годом. Полиция города Форли характеризовала его как опасного и непредсказуемого подстрекателя всевозможных насилий. В 1909 году он получил пост редактора в италоязычной газете, выходившей в австрийском городе Тренто. Одиннадцать выпусков этой газеты были арестованы и запрещены властями, а редактор попадал под арест шесть раз, пока, наконец, не был выслан из страны.[156]

Борьба европейских государств за обладание колониями протекала в течение четырёх веков. В начале 20-го века Италия включилась в эту борьбу, избрав объектом для нападения Северную Африку. Под предлогом защиты собственности проживавших там итальянцев, она отвоевала у Турции Триполитанию и Киренаику.[157]