Пять или шесть?

— Из той экспедиции, — добавил Миша, ткнув большим пальцем себе за плечо. — Мы все знаем. Ты что же, нас напугать хочешь? А мы никого не боимся. Здесь мы хозяева!

— Зачем пугать? — заискивающе улыбнулся тот, он на самом деле принял их за бандитов. — Я не буду никому говорить, что видел вас. Я понимаю. Честное слово! Я могу все вам отдать добровольно. Хотите — куртка, часы. Бритва есть, механическая бритва с пружинным заводом. Как электрическая. Раз — и все чисто...

Он полез в рюкзак, но Миша остановил его, прикрывая ладонью свою небритую бороденку:

— Не валяй дурака. Ничего нам не надо.

Миша с Петей были изрядно ошарашены. Но им стало весело оттого, что такой крупный, атлетического сложения человек опасается, приняв их за каких-то уголовников, скрывающихся в тайге. Сдерживая смех, они переглядывались, придумывая, как бы еще похлеще подшутить над чудаком, прикидывающимся черт знает кем, нагнать на него страху побольше.

— Вы меня не трогайте! — откровенно беспокоился бровастый, перехватывая непонятные ему взгляды Миши и Пети. — Я должен дать ценные показания. Это очень важно...

Была минута, что самолюбие порядочного человека взяло верх, и Миша начал читать бровастому нравоучение:

— Вы, молодой человек, видать, маменькин сынок, пижон, стиляга. А геолог должен быть таежником. Иначе, какой он геолог?.. Настоящий таежник сразу определит, что мы не какие-нибудь праздношатающиеся, а производим научную деятельность. Мы работники умственного труда. Настоящему таежнику нечего прикидываться подозрительной, таинственной, экзотической личностью, чтобы обезопасить себя. Мы и так никого не трогаем, не грабим... А то, что мы небритые, — так это специально: мы, может быть, бороды себе запустили... А мыло мы потеряли...

Про мыло Миша сочинил для пущей убедительности: два куска третий день лежали нетронутые на камне у речки, где парни утрами освежались. У Миши мелькнула мысль, что перед ними какой-то геолог, который вдруг да и расскажет где-нибудь про одичавших студентов. И Миша готов был оправдываться всячески. Он даже встал уважительно.

— Я вас понял, товарищи работники умственного труда, — ответил бровастый вежливо, тоже подымаясь и застегивая свой рюкзак. — До свиданья. Мне надо спешить. Я по этой дороге дойду до Р*? — спросил он, показывая на другой берег речки, где виднелась еле-еле проторенная тропа.

Она вела именно в Р*, хоть и не совсем прямиком. Она была чуть-чуть приметна, тем более столь издалека: до речки шагов десять, да полувысохшее русло — шагов двадцать. Миша с Петей какую-то секунду подивились такому острому зрению и пониманию признаков местности в тайге, где что ни путь, то перепутица. Но на этот раз взяло верх бравое озорство Пети. Он прицепился к слову и напустился на бровастого:

— Это еще что за ирония? А ну, стой!..

Петя схватил ружье, быстро откинул ствол, подул в пустой патронник и выпрямил, громко щелкнув затвором. Наставить оружие на живого человека он не решился. Но принял грозную, задиристо воинственную позу. Подумал немного и предложил со смехом:

— А ну, давай посмотрим, кто из нас какого труда работник... Бери топор, так-перерастак! Вон — сучья, видишь? — Он показал на сушняк — несколько берез, сваленных грозою в груду. — Наруби нам дров для костра, тогда можешь идти куда хочешь. Нну-у-у! Живо!..

Бровастый пожал плечами, покладисто усмехнулся и поднял с земли топор. Петя отскочил в сторону и, взяв ружье наперевес, проводил бровастого к поваленным березам. Тот сговорчиво покивал и, поплевав в ладони, начал обрубать сучья со ствола лежащего дерева.

— Давай-давай!.. — всполошенно покрикивал Петя.

— Физический труд, он облагораживает! — со смехом вторил Миша, потакая другу. В возбуждении он тут же забыл, как и что думал две минуты назад. Ему понравилась Петина затея — заставить какого-то аристократа поработать. Мальчишеская бравада толкала на своевольничанье. Сознавая безнаказанность своих действий в глухом лесу, вдали от жилья, добрые молодцы потешались над тем, что человек покорен им, как телок.

— Тоже, навыпускали горе-геологов! — громко, издеваясь, брюзжал Миша издали. Он снова расположился у костра, прилег поудобнее — расправиться с глухарем и бутербродами.

— А ничего!.. Получается!.. — сообщил Мише Петя, стоя, как часовой, рядом с бровастым.

Тот старался топором изо всех сил и даже посмеивался добродушно. Это злило Петю.

— Нечего зубы скалить! Вот употеешь, тогда по-другому глядеть на нас будешь, — увещал Петя.

— Пусть, пусть мозоли себе набьет. Полезно! — добавлял Миша.

И никто из них не заметил, как в ольшняковых зарослях за палаткой появился Сережка Векшин. Он поначалу обрадовался, что наткнулся на стан студентов: все же — люди и знакомые, мимо них туристы проходили и делали привал. Сейчас можно попросить у них чего-нибудь поесть, они ребята нескупые да и промысловые — всегда с рыбой, с дичью.