Пять историй болезни

На вопрос о том, почему этот всплеск сексуального либидо охватил пациента как раз в тот период (то есть между его назначением и переездом в Дрезден), невозможно ответить без более глубокого знания его предыдущей биографии. В общем, каждый человек всю жизнь колеблется между гетеро– и гомосексуальными чувствами, и всякая фрустрация или разочарование в одном направлении склонно подталкивать его в противоположном направлении. Мы ничего не знаем о подобных факторах в случае Шребера, но мы не должны не обращать внимания на соматический фактор, который может иметь здесь немаловажное значение. Во время болезни доктору Шреберу был 51 год, а стало быть, он достиг переломного возраста в половой жизни. Это период, в который у женщин половая функция после краткой фазы усиленной активности вступает в процесс стремительного спада; мужчины также не избегают влияния этого периода: так, мужчины, как и женщины, переживают «климактерий» и уязвимы для сопровождающих его болезней.

Я могу с легкостью представить, какой сомнительной может показаться эта гипотеза, согласно которой дружеское отношение мужчины к врачу может неожиданно вырасти в обостренную форму по прошествии восьми лет и стать причиной столь тяжелого умственного заболевания. Однако я не считаю, что оправданно полностью отвергнуть такую гипотезу только из-за ее кажущегося неправдоподобия, если в остальных отношениях она вполне удовлетворительна; скорее, нам следует спрашивать себя, насколько больших результатов мы достигнем, если будем развивать ее. Так как неправдоподобие может оказаться временным и объясняться тем, что неясная гипотеза еще не сопоставлялась с другими знаниями и что это первая гипотеза, выработанная в отношении этого случая. Но ради тех, кто не в состоянии временно воздержаться от оценок и кто считает нашу гипотезу совершенно невероятной, легко предложить возможность, которая нивелирует ее скандальный характер. Дружелюбное отношение пациента к доктору вполне могло было быть вызвано процессом «переноса», с помощью которого эмоциональный катексис оказался перенесен с какого-то важного для пациента человека на доктора, который на самом деле был ему безразличен, так что доктор был выбран заместителем или суррогатом кого-то, гораздо более близкого ему. Выражаясь более конкретно, фигура доктора напомнила пациенту брата или отца, он вновь открыл их для себя в нем; ничего удивительного, если при некоторых обстоятельствах жажда замены вновь появилась в нем, и появилась с яростью, которую можно объяснить, лишь зная ее источник и первоначальное значение.

Желая продолжить эту попытку интерпретации, я, естественно, счел необходимым узнать, был ли еще жив отец пациента в начале его болезни, был ли у него брат, и если был, то был ли он жив или находился среди «блаженных». Поэтому я был рад, когда после длительного поиска в тексте «Мемуаров» я наткнулся на отрывок, в котором пациент делится следующими размышлениями: «Память о моих отце и брате… так же священна для меня, как…» и т. д. Стало быть, оба они были уже мертвы к моменту начала его второй болезни (а может быть, даже и к началу первой).

Поэтому, я думаю, мы более не будем оспаривать гипотезу, что причиной-возбудителем болезни было проявление в пациенте женственной (то есть пассивно-гомосексуальной) страстной фантазии, которая была направлена на его врача. Со стороны личности Шребера возникло сильное сопротивление этой фантазии, а за ним последовала защитная борьба, которая, возможно, с такой же вероятностью могла принять какую-либо другую форму, но по неизвестным нам причинам приняла форму мании преследования. Человек, к которому он испытывал влечение, теперь стал его преследователем, и содержание страстной фантазии стало теперь содержанием его преследования. Можно допустить, что та же схема применима и к другим случаям мании преследования. Однако случай Шребера отличается от других своим развитием и той трансформацией, которую он по ходу дела прошел.