Пять из шести

– Как бумага? – опешил Сологуб. – Ты ведь говорил, что тайник пуст?

– Не я один, все так думали, – пожал плечами Максимов. – Однако бумага была. Ее Вяземский ухитрился незаметно ото всех вытащить.

– Вон оно как… – протянул Сологуб. – Всех, значит, Вяземский перешустрил. Молодец!

Тут Сологуб вспомнил недавний разговор с Еременко и добавил как бы для себя одного:

– А чутье тебя, дядя Миша, таки не подвело.

Заметив, как заерзал на стуле Максимов, поспешил успокоить подчиненного:

– Не заморачивайся. Это я про себя. Бумага с собой?

– Подлинник у Вяземского. А я, – Максимов полез в карман, – сделал себе копию.

Сологуб принял протянутый Максимовым листок, затем хмыкая и жестикулируя лицевыми мускулами, прочел глазами следующий текст:

"Туда тебе, путник, идти суждено,
где в водах реки отразилось руно.
Чтоб выбрал одно ты из тысячи мест,
в том в помощь тебе будет Вяземских крест.
И карта, что даст тебе сам Адмирал,
портрет чей у Гущина век скоротал.
Чтоб верно ты с картою крест совмещал,
прочти, что подскажете тебе портсигар.
Егоров его не молясь на авось
доселе в кармане таскает, небось".

– Хреновый стишок! – Сологуб перекинул листок обратно Максимову.

– Так ведь он писан не для того, чтобы услаждать слух, а для того, чтобы указать дорогу к золоту, – заступился за неизвестного пиита майор.

– Аргументируй! – потребовал генерал.

– Руно – золото, – начал Максимов и остановился, глядя на генерала. Видимо майор решил придерживаться пошаговой стратегии.

Сологуб этот маневр мгновенно раскусил, усмехнулся и первый шаг одобрил.

– Ну, допустим, продолжай.

– С рекой еще проще, – приободрился Максимов. – Из Байкала вытекает лишь Ангара.

– А вот это не факт! – довольно резко отреагировал Сологуб. – С чего ты взял, что речь идет о том, что вытекает? И вообще: где тут Байкал?

– В стихотворении его действительно нет, – согласился с начальством Максимов, – но оно наверняка есть на карте…

– Которую еще надо выпросить у какого-то адмирала, – перебил его Сологуб.

– Думаю, что встреча с потомками капитана Гущина даст ответ на многие вопросы.

– Так их еще надо найти, – резонно заметил Сологуб.

– Они уже найдены!

– О как! – теперь уже вполне искренне удивился Сологуб. – Оперативно, хвалю. И где же они?

– В Харбине.

Максимов достал из кармана еще один листок и положил на стол перед генералом. Тот попытался рассмотреть отпечатанную на листе копию фотографии, чертыхнулся и полез в ящик стола за лупой. Закончив изучение снимка, отложил лупу в сторону и вопросительно посмотрел на Максимова.

– Надгробная плита на могиле Гущина в Харбине, – пояснил майор. – Там есть энтузиасты, которые ведут учет могилам русских людей там похороненных. Некоторых могил уже не существует, остались только фотографии. Но могла Гущина, к счастью, цела. По оперативной информации за ней до сих пор ухаживают родственники.

– Это действительно кое-что, – одобрил Сологуб, потом хитро прищурился, – Однако скажи мне, майор, отчего ты раньше до этой могилы не докопался?

– Все предыдущие поиски велись на основе мемуаров каппелевского офицера. А в них указана фамилия Рощин.

– А он не Рощин, а Гущин, – усмехнулся генерал. – Описался мемуарист, земля ему пухом. Что думаешь делать?

– Ждать известий от Вяземских, – пожал плечами Максимов и пояснил: – Они уже в Харбине.

* * *

Послушать "харбинские" рассказы собрались все члены будущей экспедиции и примкнувшая к ним Елена Еременко. Именно она оккупировала любимое кресло Старха, – саммит проходил на квартире Вяземских – на что он, впрочем, не затаил в душе обиду, памятуя не столько о высоком положении ее супруга, сколько об интересном положении самой Елены. Чета Максимовых заняла левую половину огромного дивана, правую же его часть украсили своим присутствием Катя Вяземская и Света Фернандес.

Слово держал Старх. Он только-только преодолел вводную и постепенно подбирался к сути.