Пять картин

Криг не ответил. Никотиновое возбуждение быстро отпускало, как сумрак, наваливалась на плечи усталость. Трудно пошевелить головой, не говоря, чтобы встать. Упасть на кушетку и задремать – единственная радость.

"К чему все эти разговоры?.. Господи, избавь! Мне нужно работать. Я трачу время и силы на беседы… какая глупость. А операция сегодня прошла успешно… ещё один тополь найден…"

Вспомнился родной Чон-Гар, цыган Ферка.

Ферка… откуда он взялся? Никто не ответит. Сколько ему было лет? Неизвестно. Ферка жил в пригороде, около фермы. На той ферме лелеяли бройлерных кур особой итальянской породы. Ферма была маленькая, скрытная, располагалась за высоким забором. И судьба кур не случалась простой и линейной: ферма-магазин-кастрюля. Три с половиной месяца курочек выращивали в клетках, потом выпускали на свободный выпас. Ещё полгода куры щипали травку и откапывали личинок из сухой земли. Потом их – нагулявших правильный жир – любовно умерщвляли, и отправляли в Ташкент. Высшему руководству республики.

Разжиться курятиной на выпасе не представлялось возможным. Выпас охраняли бактрийцы с ружьями. Они лопотали на своём языке, и стреляли без предупреждения. Убить вора – за счастье. Премия и недельный (кажется) отпуск.

Тогда Ферка проделал под забором подкоп. Караулил, когда женщины-работницы возвращались со смены, требовал пищи. Ему давали… или верно сказать, подавали? Требуху, головы, куриные лапы. Словом, мусор.

Ферка отваривал потроха на костре, добавлял просо, рис и морковь. Делал плов. Ругался на всех языках мира и один раз в месяц напивался дешёвой водкой до положения риз. Как часы.

Напившись, шел бродить по округе – искал самый высокий тополь.

"Если цыган потерялся, – утверждал Ферка, – он должен найти самый высокий тополь. Сесть под него и ждать".

"Чего?" – спрашивал Миша Криг.

"Когда поднимется сильный ветер, он укажет направление, – отвечал цыган. – Нужно идти в этом направлении и найдёшь своих!"

Сильный ветер поднимался много раз, но Ферка не уходил из долины.

Зато ушел Миша Криг.

Однакось, прежде необходимо сказать хоть несколько слов об отце Михаила Николаевича, Криге старшем. Этот еврей сплошь состоял из недостатков, и национальность была наипервейшим его конструктивным дефектом. Я догадываюсь, как он оказался в Узбекистане… каким порочным ветром его туда занесло. Чья злая воля… впрочем, об этом позднее.

Вторым его недостатком было имя. Отца звали Сруль. Узбеки не ухватывали юмора и охотно кивали головами при знакомстве: Сруль, значит Сруль… чем хуже Ивана? Но устроиться на приличную работу с таким именем было категорически невозможно. И завести русских друзей, и обретаться в приличной компании.

Сруль Криг окончил дорожный университет, приехал в долину по распределению. Три года отработал рабочим, невероятно (просто фантастически) разругался с начальством, был уволен, мыкался, в конце концов, прибился к местной библиотеке. Здесь его имя (и личность в целом) не интересовали никого. Вообще. Узбекская библиотека – высохший колодец в далёкой пустыне.

К счастью, избавиться от отчества оказалось не так уж и трудно. Когда братья (Михаил и Николай) Срулевичи Криги отправились поступать в институт, отец сказал, что не будет противиться и возражать: "Я мучился всю жизнь, нет смысла повторять мои ошибки. Вы больше не мои дети. То есть мои, но ваше отчество теперь…"

"Папа! – вперёд выступил старший сын. – Не говори так!"

"Отныне вы – Николаевичи. Михаил Николаевич, и Николай Николаевич. Берегите честь фамилии! Фамилия у нас раскатистая". И выкатил колесом тощую грудь, словно фамилия была его персональной заслугой.

Что характерно, билеты детям купили только в один конец. Старший сын Николай должен был ехать в столицу, младший – Михаил – направлялся в Худжанд. Там проживала родственница матери, тётя Анора.

Николай должен был поступить в институт и остаться в Москве, а Михаил ехал на заработки. Подразумевалось, что деньги на обратную дорогу он добудет сам.

Клубок – чудовищный, и если вы думаете, что на этом окончилось, вы-таки сильно ошибаетесь.

Братья ехали… ехали… поезд неспешно трусил, кланяясь каждому семафору. Машинист останавливал состав, выходил и лично проверял каждую стрелку – верно ли переведена? Михаилу на ум пришла мысль, что он никогда не бывал в Москве. "И вряд ли когда-нибудь буду. Что если…"

Молодому и сильному, какая разница, откуда возвращаться? Из Худжанда ли? из Москвы?

Судьба… Рок… Жребий… Фортуна…

Не нужно волноваться, господа! Если Провидение имеет на вас виды, оно поставит вас в нужную позицию.

Поезд шел-шел и дошел, куда положено ему. И даже не сильно опоздал – на сутки.

Николай Криг подал документы, ему предстояли вступительные экзамены. Михаил слонялся по городу, изумляя москвичей своей непосредственной дуростью и наивным провинциальным идиотизмом. Он даже попал в милицию по пустяковому скандалу с булошницей, но был отпущен – в отделении обнаружился земляк.

Раннее утро. Три вокзала. До экзаменов – два часа. Братья решили позавтракать пирожками.