Саша… Она вдруг вскинула голову и посмотрела Одинцову прямо в глаза. Взгляд этот показался неожиданно темным, как вода в бездонном колодце.
Остальные слова заглушил резкий порыв ветра. Сквозь переливы музыки послышался шелестящий шепот листвы. Вечеряющий день добавил небу, по которому плыли рыхлые ватные облака, синевы.
Саша отвернулась, накинула на плечи шаль и подошла к кусту.
К окончанию концерта Одинцов был совсем больной.
Оказалось, что не все забылось. Оказалось, что Саша, как и прежде, отлично чувствует его настроение. Только тогда это было напряжение после долгого рабочего дня, неудачи или разочарования – вот такой четко контролируемый голос, выверенные вопросы, односложные ответы. И это было объяснимо. А сейчас что не так? Что произошло за время, пока Дима сидел за столиком, а она пела на сцене?
Саша не понимала.
Она волновалась, волновалась больше обычного, потому что знала – он там. Весь концерт чувствовала присутствие Димы, его внимательный пристальный взгляд, старалась не смотреть, иначе собьется, сорвется, сфальшивит, и только на одной песне позволила себе поднять глаза. Не петь – говорить. Рассказать о себе.
И Кирилл со своим обожанием был так некстати. Преподаватель в музыкальном училище, местная звезда, по которому сходили с ума ученицы, не понимал отказа. Да и как тут понять: красивый, образованный, с претензией на утонченность и широкую известность в узких кругах. Саша даже пару раз сходила с ним в кафе. Потому что надо было начинать жить сначала. Женщина должна знать, что нравится, иначе в ней что-то незримо, но верно умирает. Саша хотела нравиться, хотела ухаживаний и даже романа. Однако, как выяснилось, хотела только в мыслях, а на деле… поцелуй после второго свидания дал ясно понять – развивать отношения дальше не стоит. Только измучается сама и измучает его. В постель не пустит. Все не то и не так. Наверное, надо подождать еще. Кирилл Сашиной холодности не принял и продолжал навязчиво ухаживать, считая ее недоступность затянувшейся игрой. Саша же от всего этого очень уставала и старалась дозировать общение, сведя его только к музыкальному сотрудничеству. А сегодня была очень рада, что рядом оказался Дима.
– Это мой старый знакомый, – сказала она Кириллу. – Мы давно не виделись, поэтому он проводит меня обратно до гостиницы.
Кирилл недовольно поморщился, но промолчал.
Марина Георгиевна после концерта вела себя странно, все рассматривала брошь, а потом попросила сфотографировать Сашу для сайта, хотя молодых симпатичных работниц, с которыми можно сделать подходящие атмосферные фото, у нее было достаточно. Но Саша послушно села в плетеное кресло и подождала, пока директор музея отщелкает необходимое количество кадров.
Прощаясь, Марина Георгиевна все же поинтересовалась:
– Откуда у тебя это украшение?
– Фамильная драгоценность, – пошутила Саша.
Хотя шуткой этот ответ был лишь наполовину. Брошь действительно передавалась по наследству, но вот в ее большой ценности Саша сомневалась. Не было тут ни бриллиантов, ни сапфиров, ни рубинов, лишь несколько крохотных аметистов. Просто красивая старинная вещь. Она надела ее сегодня впервые за три года. Взяла из дома, загадав: «Приколю к платью, если Дима пойдет на концерт».
Брошь была как послание: помнишь наши наивные разговоры про счастье и удачу? Я помню. А ты?..
А он шел сейчас и задавал вопросы. Нормальные вопросы, логичные, про то, когда она снова начала петь, почему именно романсы и каким образом такой замечательный концерт получился без репетиции. Саша шагала рядом, послушно отвечала, рассказывала о том, как однажды случайно пришлось спеть во дворике гостиницы для гостей, потому что исполнительница слегла с ангиной, а объявление о концерте было сделано, собрались зрители, и Саша просто спасала положение. Там ее случайно услышала Марина Георгиевна, а через несколько дней предложила устроить концерт в музее. Саша говорила о том, что маленькая репетиция проходила в то время, пока Дима был на экскурсии, а программа не новая – давно уже обкатанная, так что ничего сложного. Все это она рассказывала отстраненно, механически, а сама думала: «Что не так? Что случилось?»
– Ты снова стала петь, ты нашла себя, – сказал Дима тихо, и она опять расслышала едва заметные нотки недовольства в его голосе.
– Да, – ответила, выстраивая внутренне оборону, и, прежде чем успела остановиться, добавила: – Жаль, что это произошло без тебя.