Пять лепестков на счастье

На берегу реки было многолюдно, всюду сновали приказчики и рабочий люд, подходили и отходили баржи, груженные разным товаром. Река – кормилица. Воздвиженск – город торговый, купеческий. Здешние ярмарки славились на всю округу, собирали много народу. Жизнь вокруг кипела, на Любовь Николаевну посматривали с удивлением. Не место красивой барыне тут рот разевать, прячась от зноя под кружевным зонтиком. Здесь серьезные люди делом заняты. Она стояла чуть в стороне и наблюдала за разгрузкой соли. Купцы Твердовы (два брата) славились своей соляной торговлей и крепким надежным словом. Старший, бывая в гостях, нет-нет да и заглядывался на Любовь Николаевну, а потом вздыхал и отворачивался. Не по Сеньке шапка, не ему – мужику такая женщина.

Любовь Николаевна смотрела на оживление вокруг и подумала о том, что Петр Гордеевич – мечтатель. Подумала и сразу же удивилась собственной мысли. Никто бы не назвал ее основательного, степенного, расчетливого мужа мечтателем. Но как тогда объяснить эти фантазии про мыльную мануфактуру? Дело ведь тонкое, для здешних мест новое. С тех пор как прибыл француз, только и разговоров было, что про будущую мыловарню.

– Оригинальничает Петр Гордеевич, – говорила Шелыганова, – вот увидите, до добра эта затея не доведет. Видано ли дело, француза привез, мы отродясь такое производство не пускали. Водочные заводы, торговля пшеницей, сукном, кирпичные заводы – это я понимаю. Но чтобы мыло французское… прогорит.

Любовь Николаевна тоже изумлялась затее мужа. А потом вдруг втянулась – интересно стало. Да не специально, само так вышло. Получилось, что разминулись Петр Гордеевич с французом, мсье Жилем. Тот только прибыл в Воздвиженск, а мужу пришлось срочно в Кострому ехать, что-то не заладилось в делах. И остался мсье на попечении приказчиков, только они ни слова по-французски не знали, а тот по-русски изъяснялся с трудом. Пришлось Любови Николаевне стать переводчиком, пока переводила – потихоньку вникала. Мсье Жиль, маленький сутулый человечек, перешагнувший свое сорокалетие, был поэтом, так ей казалось. Он говорил о будущем витиевато, а об ароматах с придыханием.

– Вы думаете здесь устраивать сад цветов? Но что может вырасти на такой почве, какие цветы? Разве розы способны источать тут свой дивный аромат? Вы знаете, сколько кустов роз надо, чтобы получить каплю масла? Нет, мы начнем открывать свои ароматы. Аромат – это всегда настроение, это всегда любовь. А любовь бывает разной, мадам. Любовь – это обольщение и ревность, это страсть, это грусть, это разлука. Вот чем, по-вашему, пахнет разлука?

И правда, чем? Любовь Николаевна стояла, смотрела на отходящую от берега баржу и думала о разлуке.

Чем пахнет ее разлука? Полынью? Пижмой? Или чем-то более тонким, изысканным… Разлука может быть изысканной? Разлука с кем? С мужем, который долго был в Костроме, или с Надеждиным, который сейчас наверняка в Крыму гуляет вдоль моря в веселой компании и давно про нее забыл?..

Надо перестать думать про Надеждина, про его умные, все понимающие глаза и про тот прощальный визит. Несбыточное. Невозможное. Ах, как хотелось тогда коснуться широкого плеча – прислониться щекой. И как мучительно он целовал тогда ее руки… Разлука с ним пахнет дымом, а несколько случившихся встреч – липовым цветом. Сладким медовым ароматом. Вот бы сохранить его в мыле. Но мсье Жиль лишь пощелкал языком:

– Липа не есть парфюмерия, мадам. Это чай. Ваша ключница меня угощала.

А Петр Гордеевич – это лилия, тяжелый, душный запах. Солидный, подавляющий.

На лилию мсье Жиль согласно покачал головой:

– Мы можем пробовать духи. Но надо сажать много лилий, очень много.

Любовь Николаевна углубилась в изучение книг про цветы и травы, чем больше она читала, тем больше думала о более простых растениях: ромашке, которая обладает лечебным свойством, мяте – это запах свежести, легкий и бодрящий, так пахнет юная девушка в ожидании любви. Но возможно ли подобное? Или мсье Жиль их тоже определит в чай?

Баржа уже почти скрылась из вида, река на время опустела, даже людей на берегу стало меньше. Высокое небо было безоблачно. Вода у берега поблескивала зеркальной рябью. Лето давно повернуло к осени. Начался август, и, несмотря на жаркие дни, ночи теперь начинали дышать прохладой.

А Петр Гордеевич все-таки лилия. Почти месяц его не было дома. Скучала ли по мужу Любовь Николаевна? Да, скучала. Не так, как по Надеждину. К Надеждину было что-то манящее, волнующее, из тех девичьих мечтаний о красивом книжном романе, которые отдают свежестью и мятой.

Петр Гордеевич же был сама жизнь, земля. И обманутость ожиданий. Ее и его. Он не волновал Любовь Николаевну. Он изменил, оскорбил, сделал больно. Она долго думала об этом, о причинах произошедшего… И нашла мужу оправдание. Была плохой женой. Да, плохой, холодной и в какой-то момент – чужой. Какой мужчина будет долго терпеть подобное? Не только он, но и она разочаровала его… ни детей, ни любви. Сама кинула в объятия другой женщины. Сама.