– И почему же Вы так печетесь о том, как я к Вам обращаюсь? Мы ведь больше не друзья.
– Это ты так решила, Реджина. Не я, – бросила в ответ Эмма жестким голосом, но Реджина заметила боль в ее глазах. Осознание этого сдавило Реджине грудь и напомнило о чувствах, которые вспоминать не следовало, и она тут же отвернулась, продолжив мыть посуду.
Эмма обошла Реджину, чтобы приступить к вытиранию вымытой посуды, и попросила уже куда мягче и беззлобно:
– Просто… не говори так, ладно? Пожалуйста.
Реджина поджала губы в попытке не замечать мучительное чувство где-то внизу живота и передала Эмме следующую чистую тарелку.
– Если ты так этого хочешь, я полагаю, от меня не… убудет, если я перестану так говорить, – ответила она таким же мягким голосом, как и Эмма, все еще не желая смотреть на нее.
Эмма, казавшаяся удивленной тем, что Реджина не стала спорить, сглотнула и, слегка поколебавшись, кивнула в знак признательности:
– Спасибо.
Наступила тишина, нарушаемая только клацаньем тарелок, которые они продолжали мыть и вытирать.
Эмма смущенно откашлялась, вероятно, чувствуя необходимость нарушить тишину, воцарившуюся в кухне.
– Так, э-э… ты уже видела Роланда? Или Робин приведет его завтра вечером?
Реджина прикусила щеку, прежде чем ответить, поскольку не ожидала, что Эмма попытается завести нормальный разговор; в конце концов, у них никогда это не получалось.
– Робин приводил его сегодня утром, я отдала ему подарки. Он встречает Рождество где-то в хижине к северу от города вместе со своей лесной компанией, поэтому решил привести ко мне Роланда до того, как они туда отправятся.
– О-о… хорошо, – на мгновение вновь воцарилась тишина, и в воздухе повисло напряжение, поскольку им обеим было несколько неловко вести наедине настоящую светскую беседу. Эмма снова откашлялась, принимаясь укладывать вытертые тарелки в шкаф, и спросила. – Это… ну, наверно, неловко? Постоянно видеть его и так далее? Мне всегда казалось, что после развода все именно так происходит.
– Уверяю тебя, дорогая, не более неловко, чем это, – сухо ответила Реджина, буквально впихивая очередную тарелку в руки Эммы. Ей меньше всего хотелось говорить с Эммой о своем разводе.
Эмма вздохнула, уловив намек, и мягко ответила:
– Точно, да… не бери в голову.
И снова наступила тишина, в этот раз гораздо более продолжительная, чем в первый. Эмме, надо сказать, никогда не нравилось долго молчать, поэтому она по привычке предприняла еще одну попытку завести разговор.
– Так…
– Мисс… Эмма, – не выдержала Реджина, ударив одним из ножей, который она только что помыла, по столешнице. – Никто нас не слышит; нет никакой нужды в этих бесполезных попытках поболтать. Я бы предпочла, чтобы ты помолчала или оставила меня одну, чтобы я могла спокойно домыть посуду. Я ведь уже сказала, что нет необходимости мне помогать.
– Точно, – раздраженно ответила Эмма, хватая очередную мокрую тарелку. – Хорошо. Прости, что попыталась не превратить хотя бы одну из наших попыток пообщаться наедине в полное дерьмище. О чем я только думала, да? Ты, черт возьми, самая желчная среди всех моих знакомых.
– О, это я желчная? – бросила в ответ Реджина, практически смеясь над нелепостью подобного заявления. Она стала неистово тереть тарелки, отчего они звонко ударялись о края раковины. – Тогда как ты назовешь эти бесконечные походы по мужикам на протяжении последних четырех лет? Разве это не желчная реакция на мой отказ? Ты правда думаешь, что я не поняла, что ты просто пыталась заставить меня ревновать? Вот только мне не было дела до того, что ты делаешь со своей личной жизнью.
– Ох, да пошла ты, Реджина! – практически закричала Эмма, опустив тарелку на столешницу так сильно, что расколола ее пополам. Реджина собиралась было сравнить Эмму со слоном в посудной лавке, но та разъяренно ткнула в нее пальцем. – Нет, заткнись и не говори ничего об этой долбаной тарелке; я не собираюсь слушать, как ты будешь подминать под себя все то, что принадлежит мне. Я понимаю, что, вероятно, тебе слишком сложно понять это, Реджина, но мир не крутится вокруг тебя. Возможно, я хотела тебя тогда, но мои действия за последние несколько лет не имеют отношения к тебе – они касаются только меня и моих чувств. Ты прыгнула прямо в койку к Робину на следующий, мать его, день, так с чего бы мне о тебе думать, если ты совершенно не утруждала себя мыслями обо мне?