– Иисусе.
Продолжать в том же духе. И долго? Еще два года? Сколько Тее придется ждать, пока ей хотя бы не разрешат делать то, что нравится?
На хрен все. После работы поеду в ближайший магазин для творчества.
«А потом сразу на биржу труда, как только Делия узнает, – усмехнулась Дорис. – И как тогда ты позаботишься о своей сломанной девушке? Кто защитит ее тогда?»
У меня не было ответа, кроме того, что так правильно.
Я нашел небольшой магазинчик в Бунс-Милл и купил холст, кисти и набор акриловых красок. Недешевое удовольствие, но жить как скряга шесть лет означало, что у меня имелись свободные деньги. Было приятно потратить их на то, что имело значение.
На следующее утро я явился на работу, неся под мышкой покупки.
– Что там у тебя, дорогой? – спросила Джулс, когда я прошел мимо стойки регистрации.
– Ничего особенного.
– Эй, когда мы куда-нибудь пойдем после работы? Я готова в любой момент.
Я проигнорировал ее. После нескольких недель работы в санатории заигрывания Джулс мне надоели. Ничего страшного или вызывающего, просто как зуд, от которого не избавиться.
Я сложил все на верхнюю полку в кладовке. Утро тянулось бесконечно долго, но потом, в час дня, настало время прогулки Теи. Я выдержал наш обычный сценарий, пока, наконец, мы не остались одни под ярким солнцем. Ее рука лежала на сгибе моего локтя, на повернутом к солнцу лице играла мечтательная улыбка. Она выглядела так умиротворенно. Что, если Делия права, что живопись для Теи – это слишком? Что, если настоящее рисование вызовет что-то из глубин ее спящего рассудка?
Вопреки сомнениям, в моей памяти всплыли слова самой Теи: вот бы у меня был холст размером со стену.
– Тея, – позвал я. Она улыбнулась.
– Джимми.
– Не хочешь начать новую картину?
– Хочу? – Она крепче стиснула мой локоть. – Мечтаю. Я люблю рисовать пирамиды. Древний Египет. Чтобы отдать ему должное, нужен холст размером со стену. Я говорила, что была египтологом?
«Сорок пять раз. Потом я заставил себя перестать считать».
– Нет. Расскажи мне.
Ее улыбка стала шире.
– Я люблю все о Древнем Египте. Особенно пирамиды. Идея о том, что египтяне тратили время и силы на создание гигантских памятников погибшим, мне кажется просто удивительной. В этом суть пирамиды. Место, где мертвому царю или царице дают все, что им нужно для загробной жизни. Там полно припасов и вещей, которые они любили. Все там, в темноте…
Выражение лица Теи тоже потемнело, брови нахмурились, словно она приблизилась к чему-то, что не могла понять.
«Перенаправь».
– Я знаю, где может быть холст и краска, – сказал я.
Тени скрылись от ее глаз.
– Серьезно?
– Серьезно.
– Где? Можешь показать мне прямо сейчас?
– Конечно. Пошли.
Ее счастье пробило мою холодную кирпичную стену. Я знал, что к тому времени, когда мы доберемся до комнаты отдыха и я достану краски, у нее случится перезагрузка. Но Тея была счастлива сейчас, в этот момент, и я это сделал.
«Я наконец что-то сделал…»
Я привел ее к ее столу.
– Сейчас вернусь.
Я поспешил к кладовке, схватил краски, кисти и сунул холст под мышку. Если Делия решит сразиться со мной, я буду драться за нас обоих. Потому что живопись не расстроит Тею. А поможет освободить ее, по крайней мере, на некоторое время.
Громкий смех мужчины заполнил комнату отдыха. Я бросил холст, вышел и увидел Бретта Додсона, сидящего напротив Теи спиной ко мне. Лицо Теи было напряжено, плечи согнуты, рука крепко сжимала ручку.
– Сколько уже прошло? – спросила она.
– Двадцать четыре миллиарда световых лет, – ответил Бретт. – Плюс-минус пять минут.
Глаза Теи расширились, а грудь сжалась.
– Что вы имеете в виду?
Я подошел, гнев разгорелся в моих венах.
– Прошло два года, м-м-мисс Хьюз, – быстро сказал я. – Д-д-два года, и врачи работают над вашим делом.
Взгляд Теи метался между двумя чужими мужчинами в ее пространстве.
Я повернулся к Бретту и прошипел:
– Что ты т-т-творишь?
– Я должен был увидеть своими глазами. Чувак, это безумие. Сам проверь. – Он повернулся к Тее, указал на свой бейдж и медленно сказал, как будто она тупая: – Я Бретт.
– Привет, – сказала она, не предлагая руку. – Я Тея Хьюз.
– Бретт Фавр, – уточнил он. – Вы когда-нибудь обо мне слышали? Я играл за «Пэкерсов». Два раза брали Суперкубок. Я сейчас на пенсии.
Я схватил его за руку и выдернул придурка из кресла.
– Ч-ч-что за х-х-хрень?
– Чего? – засмеялся Бретт, отступив назад. – Какая разница, парень? Она не помнит. Мне говорили про ее… как там? Перезагрузку. Я думал, они шутят…
Я снова грубо пихнул его.
– Она тебе не ш-ш-шутка. И не смей так с ней говорить.
Я был не намного выше или больше его, но носил доспехи, которые заставляли хулиганов сторониться меня в старшей школе. Спина прямая, ноги расставлены, неподвижный, как камень. Я был готов к бою, но выражение лица Бретта мгновенно стало угрюмым.
– Черт, эй, прости, чувак. Я не понимал, что это так важно.