Пять минут жизни

В течение следующих двадцати минут я атаковала полотно разными цветами, используя капли, или мазки, или отпечатки ладоней. Позволила краске говорить за меня. Хаос чистых эмоций в стиле Джексона Поллока. Я сделала музыку громче, позволила краске стать продолжением меня.

Фиолетовый – плач по родителям.

Змея черного цвета, который может задушить меня и утащить обратно в амнезию.

Желтый – надежда на то, что больше такого не будет.

И водовороты краски, буйство цвета для всего, что я чувствовала внутри себя. К Делии и Рите. И к Джимми. О свободе по ту сторону этих стен – и жизни, которую я могла бы иметь с ним, если бы нам хватило смелости исследовать все, что лежало между нами.

«Он куда больше, чем знает сам».

Я села на пятках; разноцветные пятна покрывали мою одежду, а ладони окрасились в желтый. Тыльной стороной я убрала прядь с потного лба и посмотрела, что получилось.

Это была красивая, грязная, хаотичная картина, которая отражала все, что было внутри меня… и не вела никуда.

«Надо было нарисовать очередную пирамиду».

Могилу.

Глава 24 Джим

Моя смена началась с разлива кленового сиропа в столовой. Небольшие катастрофы продолжались до обеда, и я часами не мог поднять голову. Мои мысли возвращались к Тее каждую минуту.

– Она в комнате отдыха, – сказала Рита, поймав меня в коридоре и словно прочитав мои мысли. – Можешь ее проверить?

«Спасибо, Рита».

– Конечно.

Тея сидела, согнувшись над холстом и капая на него желтой краской со своих рук. Она работала лихорадочно, как будто кто-то ее подгонял. Прекрасный хаос больших ярких всплесков цвета, проливающихся за границы холста на пол.

Тея глянула на меня, когда я подошел, затем вернулась к рисованию. Пот блестел на ее груди, отчего маленькое ожерелье с бледно-зеленым камнем прилипло к коже.

– Творческий застой кончился, – сообщила Тея.

– Вижу.

– Это то, что я чувствую, Джимми, – пояснила она, проводя руками, покрытыми желтой краской. – А этот маленький холст – санаторий. Он слишком тесный для меня.

Она сделала последний штрих и поднялась на ноги. Мы встали рядом над картиной.

– Ты когда-нибудь был в Нью-Йорке? – спросила Тея.

– Нет.

– И я нет. Я всегда мечтала туда попасть, еще с самого детства. Я хочу увидеть огни Таймс-сквер. Хочу подняться на вершину Эмпайр-стейт-билдинг и посмотреть, как оттуда выглядит мир. Хочу погулять по Центральному парку и съесть хот-дог у уличного торговца. Я хочу всего этого и не хочу ждать.

– Тея…

Она повернулась ко мне лицом.

– Я мечтала об этом до аварии. Я всегда представляла жизнь именно так. Но меня поставили на паузу на два года, а мечта продолжила расти. Она переросла меня. Жизнь, которая у меня не случилась, накапливалась, и я разорвусь, если не проживу ее.

– Я тоже хочу этого для тебя.

– Правда?

– Но я думаю, тебе стоит подождать еще немного и посмотреть…

– Вот что ты делаешь сам? – тихо спросила она. – Ждешь, чтобы вернуться в школу, чтобы стать логопедом? А до тех пор? Знаешь, что происходит, пока ты ждешь? Ничего. А потом осознаешь, что прошли годы. Я так больше не могу. Не могу.

Я поднял подбородок.

– О чем ты?

– Я не собираюсь оставаться здесь. Я выйду через парадную дверь и поеду автостопом в Нью-Йорк, если придется.

Я представил, как она, молодая и красивая, идет по дороге в своих коротких шортах и ловит попутку, где ей может попасться любой урод. Вроде Бретта, который с виду казался дружелюбным, а внутри…

– Чего хмуришься? – уперев руки в бедра спросила Тея.

– Мне не нравится затея с автостопом.

– Серьезно?

– Да.

– И что ты будешь делать? Скажешь моей сестре?

– Может быть.

Ее глаза сузились.

– Лжец.

Мы смотрели друг на друга, эмоции кипели в нас обоих. Ее щеки раскраснелись, и у меня зудели руки схватить Тею и поцеловать ее упрямый рот. Мы бросали друг другу вызов прочесть, что стоит за нашими резкими словами.

«Я забочусь о тебе».

«Докажи».

Я моргнул первым.

– Ладно. Я бы не сказал ей. Но я не хочу, чтобы ты пострадала.

Руки Теи опустились, и ее голос смягчился.

– А я не хочу впустую тратить время в коробке. «Голубой хребет» больше, чем та маленькая комната, где я сидела в заточении два года, но все равно по сути та же тюрьма. – Она подошла ближе ко мне. – Невидимые часы висят над моей головой, и минуты тикают. Я потеряла два года. Теперь каждую секунду, когда я не там, не делаю то, что приносит мне счастье, я просто теряю время.

Я чувствовал тепло ее кожи и аромат духов – что-то цветочное и легкое – вперемешку с резким запахом акриловой желтой краски на руках Теи.

– Я хочу жить, Джимми. А ты?

– Я не знаю, что это значит, – признался я, понимая, что мое собственное существование на автопилоте тоже похоже на тюрьму; ту, что я сам себе построил.

– Жить по-настоящему, – пояснила Тея. – Не просто существовать.

Я кивнул.

– У тебя должна быть жизнь, Джимми. – Она подняла голову вверх. – Выйди в мир и… – Ее рука легла мне на грудь, прямо над сердцем. – …возьми что хочешь.