Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

Горбачев в день Съезда председательствовал вместе с Джорджем Бушем-старшим на международной конференции по проблемам Ближнего Востока в Мадриде. Затем состоялся его разговор с президентом США о «советских» делах. Горбачев рассказывал, как формируется новый союзный центр, как над Экономическим договором успешно работал Явлинский и что Украина, не подписавшая документ, в скором времени его подпишет. А Ельцин, произнесший столь специфическую речь, «подвергается давлению определенных людей, которые утверждают, что Россия должна сбросить с себя бремя других республик и идти вперед сама» (по записям Анатолия Черняева). И тут же Горбачев демонстрировал понимание логики Ельцина, точнее, Гайдара: «Но в целом мне надо поддержать его. Потому что если пойдут реформы в России, то они пойдут и в других республиках».

Буш допытывался, стремится ли Ельцин захватить союзный центр. Горбачев отвечал уклончиво, потому что ему нужно было доказать кредитоспособность Советского Союза как существующей субстанции, а не исчезающей – он ведь просил об очередном американском кредите.

Затем была встреча с Франсуа Миттераном на его «даче» в Пиренеях. Французскому президенту Горбачев рассказал о том же самом: «Да, Ельцин выступает за решительность в проведении реформ, и в основном это идет в русле того, что я предлагаю (и в чем Гайдар разуверился осенью 1990 года. – А. К.). Но нельзя действовать невзирая на другие республики».

Ельцин же скорее «невзирал» на союзный центр, пообещав в своем докладе 28 октября прекратить финансирование союзных министерств и ведомств, существование которых не предусмотрено Договором об экономическом сообществе. То есть бил врага его же оружием.

В этой долгой речи 28 октября Ельцин еще раз вернулся к статусу России, по-прежнему прямо намекая на ее самостоятельность: «В лице России зарубежные страны встретят партнера, верного международным обязательствам СССР». Как если бы Советского Союза уже не было. «Ваш президент такой выбор уже сделал. Это самое важное решение в моей жизни… последующие месяцы станут для меня самыми трудными», – сказал Ельцин. И в этом смысле оказался прав. И месяцы, и даже годы.


В субботу, 2 ноября, Борис Николаевич встречался с Горбачевым, и заново продолжилась игра в вопросы и ответы – конечно, Ельцин не мог сказать в лицо Михаилу Сергеевичу, что его экономический договор вряд ли имеет какое-то значение для политики России. Тем более что днем раньше за подписью Хасбулатова было выпущено постановление Съезда народных депутатов РСФСР «О правовом обеспечении экономической реформы»: законы, указы и иные акты, «принятые в обеспечение экономической реформы в РСФСР, подлежат приоритетному исполнению. Законодательные акты Союза ССР и РСФСР в период проведения радикальной экономической реформы применяются в части, не противоречащей актам, принятым в соответствии с настоящим постановлением».

В воскресенье, 3 ноября, помощник Горбачева, проницательный Анатолий Черняев, записал в своем дневнике: «Доклад Ельцина на Съезде РСФСР – это, конечно, прорыв к новой стране, к иному обществу». Ставка – на Россию, противопоставить Ельцину со стороны центра нечего, у Горби нет альтернативы: «Ни Явлинский, ни Госсовет, ни МЭК – не альтернатива». Министр иностранных дел РСФСР Андрей Козырев открыто заявил: «Нет Союза, нет президента. Ему оставляем протокольные функции». Как раз за идею сокращения состава МИДа Горбачев отчитывал Ельцина, а тот оправдывался. Но понятно, что это был вопрос времени и Борис Николаевич вовсе не волновался по поводу того, кто, по словам Горбачева, «будет участвовать в Хельсинкском процессе, председательствовать в ООН, вести разоруженческие дела». Кто-нибудь, да будет. Скорее всего, он, Ельцин, и его новый МИД.

В понедельник, 4 ноября, на заседании Госсовета Союза Горбачев говорил об экономической программе Ельцина, высказался в ее пользу – «надеюсь, Госсовет поддержит эту программу». Но, продолжил президент СССР, меня беспокоит позиция Ельцина «в отношении Экономического соглашения и необходимости сотрудничества по его выполнению».

Михаил Сергеевич, казалось, до конца не мог поверить в то, что реализовывать придется что-то одно – или программу России, или программу МЭК.

В «Днях поражений и побед» Гайдар вспоминал, что 3 ноября из информированных источников пришла новость, которую, по рассказу Андрея Нечаева, ночью в «Архангельское» привез Бурбулис: в правительство первым вице-премьером придет Григорий Явлинский со своими коллегами, Егора назначат экономическим советником Ельцина, команда 15-й дачи будет «окормлять» нового руководителя, а он – слушать советы. Константину Кагаловскому приписывается произнесенная в этот момент фраза: «С волком можно договориться, что он белых овечек кушает, а серых – нет. Но договоренность работает до открытия клетки».

Утром 4-го, как раз в день заседания Госсовета, выяснилось, что Явлинский отказался от назначения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное