Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

Разговор с Григорием Алексеевичем у Ельцина состоялся, судя по всему, позже, чем с Гайдаром, но раньше, чем была произнесена речь на Съезде народных депутатов РСФСР. Явлинский изложил свое видение возможной реформы с акцентом на приватизацию, с сохранением экономического союза республик. Либерализация цен, с его точки зрения, не была срочной мерой, тем более в сильно монополизированной экономике СССР. Сначала нужна была демонополизация. Гайдар об этой встрече не знал, но опасался как раз этого принципиального момента – Явлинский «будет под разными предлогами уходить от неизбежного решения по либерализации цен».

Очевидно, в первых числах ноября Григория Алексеевича пригласил к себе Бурбулис. В интервью журналисту Владимиру Федорину Явлинский так описывал этот разговор: «Бурбулис мне сказал следующее: у Ельцина на столе лежат два указа – на вас и на Гайдара. Гайдара он не знает, вас он знает. Он склонен подписать указ на вас, принимайте решение. Я сказал, что у меня есть два вопроса. Первый – какая будет схема действий с первых чисел января, второй – что будет с экономическим союзом, экономическими связями. Бурбулис ответил:

– Россия пойдет одна.

– Правильно ли я понимаю, что либерализация будет проведена в один день?

– Да, – ответил он.

– И никакого экономического союза?

– Россия пойдет одна, – повторил он.

– Тогда я считаю это авантюрой».

Нет экономическому союзу, да – либерализации и самостоятельная роль России в реализации экономических реформ. По всем этим трем пунктам Явлинский не был согласен с Ельциным и Бурбулисом, а работать в качестве вице-премьера, реализуя чужую, гайдаровскую программу, он, естественно, не был готов.

У Гайдара была другая логика: согласование каждого шага на пути реформ со всеми республиками нового образования, шедшего на смену СССР, – едва ли реализуемый процесс. «Согласования могли растягиваться на месяцы», – говорил Егор в интервью журналисту Олегу Морозу. А такой роскошью, как время, реформаторы не располагали. Значит, реформы можно реализовать только в границах России, причем для этого необходима была реальная российская государственность. «Как ее оформлять, – говорил Гайдар в том же интервью, – это другой вопрос. Но если у нас не будет механизмов контроля над собственной территорией, собственными границами, собственными деньгами, собственными налоговыми поступлениями и т. д., – мы ситуацию не удержим».

Кроме того, принципиальным было расхождение в последовательности реформ. По этому поводу в разговоре с Петром Филипповым в 2009 году Гайдар заметил: «Очень хотелось бы узнать, как и чем они кормили бы Москву, Петербург, Нижний Новгород и другие крупные города, пока проводили бы демонополизацию и приватизацию? Хотя бы до июля (1992 года. – А. К.). И в какие сроки собирались провести приватизацию и демонополизацию – между январем и июлем?»

Непонятно, почему так уверенно 4 ноября говорилось о назначении Явлинского, если, по его рассказу, согласия он не давал. Это одна из нескольких загадок номенклатурно-политической жизни России в конце октября – начале ноября 1991 года.

Спустя несколько месяцев соратник Гайдара Сергей Васильев в интервью «Московским новостям» скажет про Явлинского: «При всем своем высочайшем интеллекте он (Явлинский. – А. К.) не смог переступить через этот барьер – „загубили Союз“. Это лейтмотив поведения Явлинского исключительно эмоционального плана… Советоваться с Кравчуком о стабилизации рубля? Координироваться со Средней Азией – полуфеодальной, полукоммунистической структурой? Более странные предложения трудно и вообразить».

И по поводу того, почему «заказчик реформ» – Ельцин – выбрал команду Гайдара: «Мы выступили как пожарные – для спасения экономики и для спасения власти Ельцина. Почему не Горбачева? Потому что Горбачев имел шанс сохраниться как политик, если бы вовремя понял, что Союза больше нет… И тот факт, что экономические советники Горбачева, прежде всего Явлинский, пытались создать программу для СССР, стал залогом их поражения».

5 ноября Гайдару сообщили, что его назначают вице-премьером, министром экономики и финансов. 6 ноября должны были выйти официальные указы о назначении правительства и о том, что «на период экономической реформы правительство РСФСР возглавляет президент РСФСР» – без указания срока. По данным ВЦИОМа, 40 % населения приветствовали сосредоточение реформаторской власти в руках президента России: в этом виделся инструмент выхода из кризиса.

«То, что это должно было случиться, я чувствовал, и все же сообщение грянуло, как гром, разом отделив все, что было в жизни до того, от неведомого будущего, – вспоминал Егор. – Из советника я превратился в человека, принимающего решения. И теперь тяжесть ответственности за страну, за спасение ее гибнущей экономики, а значит, и за жизнь и судьбы миллионов людей легла на мои плечи».

Первое, что пришлось Гайдару сделать в новой должности, – это поставить банки заболевшему маленькому сыну Паше, который в это время был на «Юго-Западной» у Стругацких.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное