Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

В это же самое время у него все было хорошо в частной жизни. Немного разгрузился график, он стал больше времени посвящать общению с семьей, позволял себе с друзьями и, как правило, сыном Петром выезжать на рыбалку и охоту, что предполагало отключение от внешних раздражителей. Он, как и прежде, очень много писал, хотя время для забега на длинную дистанцию – завершение главных книг – еще не до конца вызрело. Все-таки законотворческая работа отнимала львиную долю рабочего расписания. И пока была возможность практическим образом влиять на политику, прежде всего экономическую, – нужно было этим пользоваться. Во всяком случае, первые два года работы третьей Думы по эффективности были сопоставимы с «коротким парламентом» 1993–1995 годов. Гайдар знал, что окно возможностей в России закрывается быстро, хотя и надеялся на то, что на этот раз оно наконец закроется не до конца. К Путину Егор относился по-прежнему доброжелательно-настороженно: «Он еще должен будет доказать свою истинную приверженность демократии».

Притом что президент должен был быть благодарен за то, что период транзита от административной к частной экономике состоялся – за счет реформ Гайдара. Были созданы предпосылки для роста. Егор был деликатен: «Начавшийся в России экономический рост имеет мало отношения к тому, что пришел Путин». И обращал внимание в том числе и на то, что рост начался почти во всех постсоветских странах – транзит к новой реальности завершался.

Эта настороженность останется внутри Гайдара и будет постепенно разрастаться, несмотря на его прагматическое отношение к новому главе государства. В публичных высказываниях он станет проявлять уклончивую деликатность – слишком драгоценной казалась возможность успеть провести хотя бы какие-то реформы.

В своих разговорах с журналистами в 2000-м и 2001-м Гайдар все чаще рассуждал о том, как трудно продвигать реформы, даже иной раз в коалиции с «Яблоком» или «Единством». Притом что, по его мнению, если бы «Единству» дали отбой на поддержку реформаторских усилий, фракция немедленно взяла бы под козырек и поменяла политику (что и случилось потом, когда она стала партией «Единая Россия»). Нужно сосредоточиться на примерно трех реформах, все сразу реализовать не удастся, констатировал он. И неизменно приводил пример концентрированного направления главного удара – налоговую реформу.

К ней он тоже подходил рационалистически. Еще в 1998-м по Думе циркулировали 10 вариантов Налогового кодекса. Один из них – правительственный, на содержание которого существенное влияние имел Институт Гайдара, другой – более либеральный – Виктора Похмелкина. Григорий Томчин вспоминал, как на политсовете «Демвыбора» обсуждались эти два варианта. И тогда Гайдар подытожил дискуссию: кодекс Похмелкина лучше подходит для развития экономики, но нет денег, поэтому голосовать придется за правительственный вариант, где акцент сделан на решении фискальных проблем – наполнении бюджета.

Вот и здесь – продолжение бюджетной истории. Гайдар за жесткий бюджет – а как же иначе? Однако в дискуссии с Андреем Илларионовым в конце 2000 года он призывал учитывать политические обстоятельства: «Когда начиналось обсуждение бюджета в бюджетном комитете Думы, я выступал строго за те же самые предложения, с теми же идеями, которые отстаивает Андрей Илларионов. Но надо понять: а у вас есть думское большинство для того, чтобы провести такой бюджет? Значит, надо действовать по максимуму в границах возможного».

Так и с налоговой реформой 2000 года: если бы присутствие либералов в парламенте было большим, преобразования были бы радикальнее, говорил Гайдар. Но и то, что сделано, Егор оценивал как прорыв: «Это одна из радикальных реформ в мировой практике. Резко снижены предельные ставки обложения зарплаты, уменьшены предельные ставки налога на прибыль, снижено число оборотных налогов… Все взносы в социальные фонды сведены в единый социальный налог».

Самое главное – 13-процентный подоходный налог и его плоская шкала. Все это создавало базу для структурных изменений в экономике и экономического роста: «Россия получит одну из самых эффективных, простых и стимулирующих деловую активность налоговых систем в мире». Позже он констатирует: «Введение 13 %-го подоходного налога, пока все обсуждали, хорош он или плох, привело к росту реальных поступлений в январе (2001 года. – А. К.) на 60 %».

Много было оснований для беспокойства. Одно из главных – высокие цены на нефть. Гайдар пророчил «голландскую болезнь» – чрезмерную, если не полную зависимость недиверсифицированной экономики от сырья. Об этом он напишет в своих книгах, в том числе описав трагические исторические примеры – от Испании XVI–XVII веков до Советского Союза. Но главное следствие «высокой» нефти – это политическое благодушие, нежелание делать реформы, потому что и так все хорошо, недальновидная расслабленность.