Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

К слову, о Пастернаке. Он здесь вполне уместен со своими «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе» и «Пока я с Байроном курил, пока я пил с Эдгаром По». Именно так строится «Долгое время» – книга, в которую Гайдар, после того как реформы начали заметным образом притормаживаться, стал погружаться с головой.

Он легко перемещался в пространстве – по карте мира – и во времени, обнаруживая корни сегодняшних явлений в феноменах многовековой давности. Даже последовавшая за «Долгим временем» книга «Гибель империи» – о падении Советского Союза – начинается с I века до нашей эры. Подзаголовок же этого второго важнейшего труда эпохи зрелого Гайдара – «Уроки для современной России».

Эти две книги – немногочисленные образцы интеллектуальной продукции западного образца, причем одновременно научной и общедоступной. Этот жанр в России не развит, за редкими исключениями. Можно, например, назвать работу выдающегося демографа Анатолия Вишневского «Серп и рубль», которую Гайдар очень ценил.

Эпоха, как ее называл сам Егор, «постреволюционной стабилизации», причем с «угрозой избыточного усиления власти», способствовала погружению в уединенную научную работу с некоторым отстранением от партийных дел. Хотя период до 2003 года оставлял еще потенциальные возможности для серьезного влияния на текущую политику: «Я предпочитаю дальше в тени оставаться и заниматься тем, чем я умею заниматься. Скажем, я считаю важнейшим нашим достижением то, что мы провели основные мероприятия налоговой реформы. Конечно, мы провели их потому, что их поддержали правительство и президент, но в том числе и потому, что они были разработаны в нашем Институте. Сейчас, например, для меня важнейшая задача – подготовить и провести мероприятия по реформе комплектования Вооруженных сил… Для меня это гораздо важнее, чем светиться на экране».

Гайдар все-таки был сильно занят на «основной работе» в Институте и Думе. Сетовал на то, что вынужден читать сотни страниц социально-экономических текстов. И все, на что его хватает перед сном, – взять журнал The Economist и прочитать пару-тройку статей из него. А потом… «Я закрыл журнал The Economist и заснул».

Он был занят той повесткой, которую сам определил в четвертом разделе «Долгого времени» как «Ключевые проблемы постиндустриального мира». И среди них – реформы комплектования вооруженных сил, образования, здравоохранения, систем социальной защиты, трудового законодательства. А еще – формирование накопительной пенсионной системы, трансформация судебной системы, защита прав собственности, миграция. Институты, институты, институты…

И уже в конце 2002-го – начале 2003-го начал бить тревогу: реформы серьезным образом затормозились: «2002 год был почти потерян». И в мае 2003-го презентовал программу структурных реформ. Как раз тогда дорабатывался в Институте Гайдара и в СПС план реформы армии, и еще была возможность повлиять на власть. Нельзя сказать, что идеи Гайдара были реализованы в полной мере, но, во всяком случае, в 2006 году было принято решение о снижении срока службы в армии до 1 года (с 2008-го).

«Призыв в армию – это налог, который надо снижать», – говорил Егор. Преобразования в армейской сфере – еще одна половинчатая реформа, которую можно было считать одновременно и успехом, и провалом. Хотя Гайдар и предупреждал о том, что эпоха армии рекрутов, по сути из времен аграрного общества, закончена навсегда: «В ситуации, когда в семье один сын, он грамотный, образованный, собирается учиться в институте, заставить его служить в армии – практически безнадежная затея». Затея, выливающаяся в войну государства с мальчиками призывного возраста.

Впрочем, реформатор привык к тому, что программы если и реализуются, то не полностью. Однажды он заметил: «Идеальная программа хорошо описана Львом Толстым в сцене подготовки сражения под Аустерлицем. Первая колонна марширует, вторая колонна марширует, третья колонна…»

Гайдара продолжает занимать феномен экономического роста начала нулевых. Рост – восстановительный. Реформы 2001–2002 годов к нему отношения не имеют, но они нужны для того, чтобы экономика росла устойчиво, а рост не затухал: структурные реформы дают результат, как правило, спустя десятилетие. Гнаться за формальными показателями неправильно: «Если взять кредит 20 миллиардов долларов у Центробанка, вложить деньги в оборонный заказ на простаивающих заводах или начать поворот сибирских рек, появится быстрый рост ВВП. Он будет неустойчивый – ракеты на хлеб не намажешь и поворотом рек сыт не будешь».

Гайдар объяснял специфику оценки ВВП на примере парадокса британского экономиста Артура Пигу: женитьба на собственной домработнице должна снижать валовой внутренний продукт, поскольку хозяин, превратившийся в супруга, перестает покупать соответствующие услуги. Или постановка вопроса Саймоном Кузнецом, лауреатом Нобелевской премии по экономике: он описывал опыт Древнего Египта, где мертвых снабжали едой. И как тогда считать ВВП – делить его на живущих или на мертвых тоже?