Ирландская полиция не нашла следов радиоактивного заражения. Ничего толком не дали и анализы. Егор лечился в московской клинике, каждый день делал переливание крови. Иногда после процедур заезжал в гости к жившему рядом Ярошенко. Здоровье его было катастрофическим образом подорвано и ухудшалось с каждым годом. В конце жизни он, человек, который всегда привык быстро ходить, говорить, действовать, передвигался невероятно медленно и с большим трудом. Больше того, он потерял вкус к жизни.
Незадолго до своей кончины Екатерина Гениева говорила: «Что-то было в той комнате, что-то было». В том номере, куда она один раз поднялась в середине дня после ланча, чтобы проведать Гайдара и убедиться в том, что он найдет в себе силы еще дважды выступить на конференции.
Отравление словно бы стало разделительной линией между всей прошлой жизнью Гайдара и теми годами, что ему еще оставалось прожить. Разделительных линий в его биографии было много: научный период, журналистский период, семинарский период, правительство, этапы работы в Думе, эпоха «теневого» интеллектуального влияния, наконец, после 2003 года – «книжный» период. И вот новая точка отсечения.
Казалось бы, мало что во внешней жизни Гайдара изменилось: он по-прежнему был очень плодовит – выходило множество статей. И по-прежнему находился в статусе гуру, к которому внимательно прислушивались: как и раньше, многие чиновники приезжали к нему в Дунино посоветоваться или проверить свои мысли и впечатления. Часто выступал на различных форумах, давал множество интервью. Но физическая его оболочка резко контрастировала с интеллектуальной. Он тяжело передвигался, плохо выглядел, резко постарел, публика с интересом обсуждала вопрос, не пьет ли он.
«Мне было больно видеть моего сына в таком состоянии», – говорила Ариадна Павловна.
А он, разумеется, ничего ей не говоря, чувствовал приближение… Смерти ли? Было ощущение его равнодушия к земным делам, которые он продолжал, и иногда весьма горячо, описывать и анализировать. Когда Гайдар выступал с лекциями, казалось, что он уже не здесь. А когда Ярошенко, о чем-то рассуждая, сказал: «А вот лет через пять…» – Егор задумчиво отвечал: «Через пять… Это так много. Меня, может быть, уже и не будет».
В эти последние три года после отравления, помимо статей, некоторые из которых составили еще две книги, он занимался двумя заметными делами: пытался предотвратить ядерную эскалацию (и события после его жизни показали, что не зря) и предсказал кризис 2008 года в России, причем в то время, когда в него не верил почти никто, включая профессиональных экономистов и правительственных чиновников.
Вечером того дня, когда Гайдара не стало, он принимал участие в узком совещании у Чубайса: обсуждался просветительский проект по истории 1990-х. Наверное, Егор написал бы еще одну книгу – про 1990-е. Про это так до конца не понятое и не описанное десятилетие, его десятилетие, которое изменило страну.
7 мая 2008 года на церемонии инаугурации президента Дмитрия Медведева один большой чиновник, покидавший в это время позицию вице-премьера и ожидавший назначения на должность помощника главы государства, подошел к одному из коллег Егора и спросил: «Почему Гайдар стал так поверхностно писать?» – «А что?» – «Он пишет, что приближается крупный финансовый кризис. Ну какой у нас может быть кризис? Это ужасно поверхностно».
Ровно через 12 дней после инаугурации, 19 мая, российские фондовые индексы перестали расти и начали падать. Все это очень напоминало ситуацию мая 1998 года, когда Гайдар предупреждал Кириенко о наступлении кризиса – буквально за сутки до обвала индонезийских рынков и подъема кризисной волны, стремительно надвигавшейся на Россию.
Талант экономиста состоит в том, чтобы предсказывать развитие событий, а потом объяснять, почему не случилось то, что он предсказывал. Впоследствии множеству экономистов представился шанс проявить этот талант.
Гайдар действительно, начиная с 2006 года, даже не с 2007-го, начал предупреждать о возможности кризиса, когда невооруженным глазом не было видно никаких его признаков.
Еще в 2006-м был опубликован доклад Института Гайдара «Ключевые направления экономической политики», где обращалось внимание на неустойчивость экономики и бюджета, в столь высокой степени зависящих от нефтегазовой конъюнктуры. Государственные расходы растут, нефтегазовые доходы падают: «Именно в этом вызов финансовой стабильности нашей страны. Решать эту проблему лучше сегодня, а не тогда, когда ситуация станет неуправляемой».
В феврале 2007-го на страницах журнала The New Times, с которым Егор в то время активно сотрудничал, была опубликована его статья с алармистским заголовком «Мы сидим на пороховой бочке». Тогда же на заседании Клуба региональной журналистики «Из первых уст» (проект Ирины Ясиной, сюда Гайдар наведывался чаще, чем куда-либо еще) он предсказал, что в случае падения цен на нефть Стабилизационный фонд может быть потрачен за три года.