Пять поэм

Были в некий год жарою спалены поля,
И зерна не уродила щедрая земля.

Был такой во всем Иране страшный недород,

Что голодный пахарь начал есть траву, как скот.

Мир от голода в унынье голову склонил,

Хлеб у скупщиков для бедных недоступен был.

Весть о бедствии народном шаху принесли,

Молвили: «Простерся голод по лицу земли.

Смерть, страданья, людоедство на земле царят;

Словно волки, люди падаль и людей едят».

И Бахрам решил немедля бедствие избыть,

Двери всех своих амбаров он велел открыть.

А правителям окраин отдал он приказ,

Чтобы людям царских житниц роздали запас.

Написал: «Во всех селеньях пусть и в городах,

Люди хлеб берут бесплатно в наших закромах.

У богатого за деньги забирайте хлеб,

Голодающим бесплатно раздавайте хлеб.

А когда не будет ведать голода страна,

Птицам высыпьте остатки вашего зерна.

Чтоб никто в моих владеньях голода не знал,

Чтоб никто от недостатка пищи не страдал!»

А когда голодных толпы к житницам пришли

И домой мешки с пшеницей царской унесли,

Шах зерно в чужих владеньях закупать велел

И закупленное снова раздавать велел.

Он усердствовал, сокровищ древних не щадя,

Милости он сыпал гуще вешнего дождя.

Хоть подряд четыре года землю недород

Посещал, зерно от шаха получал народ.

Так в беде он истым Кеем стал в своих делах,

И о нем судили люди: «Подлинный он шах!»

Так избыл народ Ирана горе злых годин;

Все ж голодной смертью умер человек один.

Из-за этого бедняги шах Бахрам скорбел,

Как поток, зимой замерзший, дух в нем онемел.

И, подняв лицо, Яздана стал он призывать,

И о милости Яздана стал он умолять:

«Пищу ты даруешь твари всяческой земной!

Разве я могу сравняться щедростью с тобой?

Ты своей рукой величье малому даешь,

Ты величью истребленье и паденье шлешь.

Как бы я ни тщился, хлеба в житницах моих

Недостанет, чтоб газелей накормить степных.

Только ты — победоносной волею своей —

Кормишь всех тобой хранимых — тварей и людей.

Коль голодной смертью умер человек один,

То поверь, я неповинен в этом, властелин!

Я не ведал, что бедняга жил в такой нужде,

А теперь узнал, но поздно, не помочь беде».

Так молил Бахрам Яздана, чтобы грех простил,

И Бахраму некий тайный голос возвестил:

«За твое великодушье небом ты прощен,

И в стране твоей отныне голод прекращен.

Да! Подряд четыре года хлеб ваш погибал,

Ты ж свои запасы людям щедро раздавал,

Но четыре года счастья будет вам теперь,

Ни нужда, ни смерть не будут к вам стучаться в дверь!»

И четыре круглых года, как сказал Яздан,

Благоденствовал и смерти не видал Иран.

Счастлив шах, что добротою край свой одарил

И от хижин смерть и голод лютый удалил.

Люди новые рождались. Множился народ.

Скажешь: не было расхода, был один доход.

Умножалось населенье. Радостно, когда

Строятся дома; обильны, людны города.

Дом за домом в эту пору всюду возникал,

Кровлею к соседней кровле плотно примыкал.

Если б в Исфахан из Рея двинулся слепец,

Сам по кровлям он пришел бы к цели наконец.[294]

Если это непонятно будет в наши дни,

Ты, читатель, летописца — не меня — вини.

Народился люд, явилось много новых ртов,

Пропитанья было больше все ж, чем едоков.

На горах, в долинах люди обрели покой,

Радость и веселье снова потекли рекой.

На пирах, фарсанга на два выстроившись в ряд,

Пели чанги и рубабы и звучал барбат.

Что ни день — то, будто праздник, улица шумна.

Возле каждого арыка был бассейн вина.

Каждый пил и веселился, брань и меч забыл,

И, кольчугу сняв, одежды шелковые шил.

Ратный шум, бряцанье брани невзлюбили все,

О мечах, пращах и стрелах позабыли все.

Всякий, у кого достаток самый малый был,

Радовался, услаждался и в веселье жил.

Ну, а самым бедным деньги шах давать велел

На потехи. Всех он видеть в радости хотел.

Каждого сумел приставить к делу он в стране.

Чтобы жизнь была народу радостна вдвойне,

На две части приказал он будний день разбить,

Чтоб сперва трудиться, после — пировать и пить.

На семь лет со всей страны он подати сложил,

Ствол семидесятилетней скорби подрубил.

Тысяч шесть созвать велел он разных мастеров:

Кукольников, музыкантов, плясунов, певцов.

Он велел их за уменье щедро наградить

И по городам, по селам им велел ходить,—

Чтоб они везде бывали с песнею своей,

Чтобы сами веселились, веселя людей.

Меж Тельцом и Близнецами та была пора,—

Рядом шла с Альдебараном на небе Зухра.

Разве скорбь приличествует[295]

людям той порой,Как Телец владычествует на небе с Зухрой?