Пять поэм

О наступлении ночи и познании сердца [75]

Солнце бросило щит, и щитом черной тени земля
Пала на́ воду неба, прохладу ночную суля.

Сердце мира стеснилось. Светило так тяжко дышало.

Ниспаданье щита все вокруг с желтым цветом смешало.

И спеша войско солнца — его золотые лучи —

Над его головою свои обнажило мечи.

Если падает бык, хоть он был ожерельем украшен,

Все клинки обнажают. Ведь он уже больше не страшен.[76]

Месяц — нежный младенец — за ночь ухватился, а та

Погремушку мерцаний пред ним подняла неспроста:

Ей самой был тревожен сгустившийся мрак, и для мира

Не жалела она серебро своего эликсира.

И дыханьем Исы стал простор благовонный, земной;

Светлой влагой он залил пылание страсти ночной.

И смягчились настоем страдания мира больного,

И о сумраке страстном он больше не молвил ни слова.

Сколько крови он пролил! О, сколько ее он хранил!

Он простерся на ложе, и стал он чернее чернил.

И сказала судьба, все окинувши взором проворным:

«Мир с неверными схож, потому-то и сделался черным!»[77]

И мгновение каждое эта ночная пора

Лицедейство творила, и кукол мелькала игра.

И луна то белела, то в розах подобилась чуду,

И Зухры яркий бубен дирхемы разбрасывал всюду.

* * *