На следующее утро они с Эмиасом окончательно все выяснили. Бо́льшую часть разговора я слышала, сидя на террасе под открытым окном. Он держался замечательно, был терпелив и спокоен. Умолял ее принять случившееся как есть, призывал к благоразумию, говорил, что сделает все, чтобы обеспечить их будущее. Потом посуровел, заговорил жестче.
«Пойми вот что. Я намерен жениться на Эльзе, и меня ничто не остановит. Мы с тобой всегда соглашались в том, что каждый даст другому полную свободу. В жизни случается всякое».
«Поступай, как угодно, – ответила она. – Я тебя предупредила».
Каролина говорила очень спокойно, но в ее голосе звучала странная нотка.
«Как это понимать?» – спросил Эмиас.
«Ты – мой, и я не намерена тебя отпускать. Скорее убью, чем отдам этой девчонке».
Как раз в это время вдоль террасы проходил Филипп Блейк. Я встала и пошла ему навстречу. Не хотела, чтобы он услышал, о чем они говорят. Потом Эмиас вышел из дома и сказал, что пора возвращаться к работе. Мы вместе направились в Батарейный сад. Он почти все время молчал. Сказал только, что Каролина вышла из себя, но больше говорить об этом не стал – мол, обсудим все потом, когда закончим с картиной. «Это будет лучшее из всего, что я сделал, пусть и оплаченное кровью и слезами».
Через какое-то время я поднялась в дом за пуловером – с моря дул прохладный ветерок, – а когда вернулась в сад, там уже была Каролина. Думаю, она пришла, чтобы в последний раз попытаться образумить мужа. Филипп и Мередит Блейки тоже были там. Вот тогда Эмиас и сказал, что хочет пить и что есть пиво, но оно теплое.
Каролина пообещала прислать ему охлажденное. Выглядело это совершенно естественно и сказано было дружелюбным тоном. Ну разве не актриса? Она уже тогда знала, что намерена сделать.
Пиво Каролина принесла минут через десять. Эмиас работал. Она налила в стакан и поставила его рядом с ним. Никто из нас на нее не смотрел. Эмиас всегда сосредоточен на том, что делает, а я старалась держать позу и не отвлекаться.
Как всегда, Эмиас выпил пиво залпом, одним глотком. Потом поморщился и заметил, что вкус противный, но оно по крайней мере холодное. Однако даже тогда у меня не возникло ни малейшего подозрения – я только рассмеялась и сказала: «Это печень».
Каролина не задержалась и, как только Эмиас выпил пиво, ушла домой.
Минут, наверное, через сорок он пожаловался на окоченелость и боли, предположив, что у него, должно быть, ревматизм. Надо сказать, что болеть Эмиас не любил и не терпел, когда с ним нянчились. Уже через минуту он, бодрясь, добавил: «Возраст дает о себе знать, Эльза. Нашла ты себе скрипучее дерево».
Я подыграла, ответила шуткой, но заметила, что движения его скованные, и он даже поморщился несколько раз от боли. Мне и в голову не пришло, что причина не в ревматизме, а в чем-то другом. Эмиас подвинул скамью, прилег и время от времени, с усилием привставая, поправлял что-то на холсте. Он и раньше делал так – просто смотрел на меня, а потом на картину. Иногда так продолжалось до получаса, поэтому я не придала этому особого значения.
Когда дали гонг, Эмиас сказал, что на ланч не пойдет. Он останется в саду и ничего не хочет. В этом тоже не было ничего необычного. К тому же ему было легче остаться, чем сидеть за одним столом с Каролиной. Говорил он тоже довольно странно, неразборчиво, будто бормотал. Но и такое случалось раньше, когда работа шла не так, как ему хотелось.
На ланч я пошла с Мередитом Блейком. Он заглянул в сад, заговорил с Эмиасом, но тот только буркнул что-то. Мы отправились в дом и оставили его одного. Оставили умирать…
Я мало сталкивалась с больными, ничего не знала о болезнях и тогда подумала, что у него очередной приступ раздражительности. Если б я знала… если б догадалась… возможно, доктор еще успел бы его спасти. Господи, ну почему мне… Да что теперь говорить. Я была глупа и слепа.
Больше сказать нечего.
После ланча Каролина и гувернантка ушли. Мередит пошел за ними, но почти сразу вернулся и сообщил, что Эмиас мертв.
Вот только тогда я поняла! Поняла, что это сделала Каролина. Я еще не думала о яде. Думала, что она либо застрелила его, либо заколола. Я убила бы ее, если б добралась.
Как она могла! Как могла? Он был такой… живой, полный сил и энергии. И уничтожить все это… погасить эту жизнь… Только для того, чтобы он не достался мне…
Ужасная женщина.
Страшная, злобная, жестокая, мстительная…
Я ненавижу ее. Ненавижу до сих пор.
И ее даже не повесили.
Ее должны были повесить.
Даже веревки было бы для нее слишком мало.
Ненавижу… ненавижу… ненавижу.
Рассказ Сесилии Уильямс