Пять поросят

«Странная штука, – сказал он однажды. – Раньше я не мог тебя писать – ты мешала, стояла между ней и мной. Но я хочу тебя написать. Написать так, чтобы картина стала лучшей из всего, что я сделал. Мне уже не терпится, у меня руки чешутся добраться до кистей, увидеть, как ты сидишь на той старой белесой стене, позади привычное синее море и благопристойные английские деревья, а на этом фоне ты – диссонирующий триумфальный крик. Вот так тебя нужно написать! Но пока я буду работать – не отвлекать и не беспокоить. Закончу картину, выложу все Каролине, и только тогда мы развяжем этот запутанный узел».

«А Каролина не будет против развода? – спросила я. – Скандал не устроит?» Он ответил, что не устроит. Но с женщинами ведь ничего нельзя знать заранее.

Я сказала, что мне будет жаль, если она расстроится, но, в конце концов, в жизни такое случается.

«Ты разумно рассуждаешь и правильно все говоришь, – вздохнул Эмиас. – Но Каролина голос разума никогда не слушает и рассудительно себя не поведет. Она, знаешь ли, любит меня».

Я ответила, что все понимаю, но если она любит его, то пусть ставит на первое место его счастье и по крайней мере не пытается удержать, если он хочет свободы.

«Жизненные проблемы не решаются с помощью красивых изречений из современных авторов. Не забывай, у природы окровавленные клыки и когти».

«Но мы же цивилизованные люди, разве нет?» – возразила я.

Эмиас рассмеялся. «Цивилизованные люди! Как же! Каролине наверняка захочется рубануть тебя топором. Она даже может проделать что-то в этом духе. Неужели ты не понимаешь, что она будет страдать? Ты хотя бы представляешь, что значит страдать?»

«Ну так не говори ей ничего».

«Нет. Разводиться так или иначе придется. Ты должна принадлежать мне как полагается. Чтобы видел весь мир. Чтобы все было открыто, не таясь».

«Предположим, она не согласится на развод».

«Этого я не боюсь».

«А чего же ты тогда боишься?»

«Не знаю…» – медленно произнес он.

Понимаете, он знал Каролину. Я – нет.

Если б знала…

Мы снова поехали в Олдербери. На этот раз все было уже не так легко и просто. Каролина что-то заподозрила. Мне это не нравилось. Совсем не нравилось. Я всегда терпеть не могла обман и скрытность. Считала, что мы должны все ей сказать, но Эмиас и слышать об этом не желал.

Самое интересное, что ему, в общем-то, было наплевать. Как бы он ни заботился о Каролине, как бы ни жалел ее, честь или бесчестие всего происходящего были для него пустым звуком. Он работал как помешанный, и все прочее не имело никакого значения.

Я впервые видела его таким, полностью поглощенным работой, и только тогда поняла, что он действительно гений. Работа увлекала его так, что он забывал о приличиях. Но для меня все было по-другому. Я оказалась в ужасном положении. Каролина с трудом меня терпела – и по праву. Выход был один – поступить честно и сказать ей правду.

Но Эмиас твердил одно: не мешать, не устраивать сцен, пока он не закончит картину. Я говорила, что никакой сцены, может быть, и не будет. Каролина слишком горда и самолюбива для этого.

«Я хочу быть честной. Мы должны поступить честно», – убеждала я Эмиаса.

«К черту честность. Я пишу картину, будь оно проклято».

Я понимала его точку зрения, но он не желал понимать мою. И в конце концов я не выдержала. Каролина говорила о каких-то планах, которые они с Эмиасом строили на следующую осень. Говорила уверенно, нисколько не сомневаясь, что так оно и будет. И я вдруг поняла, как омерзительно то, что мы делаем, – держим ее в неведении. А еще я, может быть, разозлилась, потому что она постоянно ставила меня в неловкое положение, но делала это так ловко, что и зацепиться было не за что. И вот тогда я выложила ей всю правду. До сих пор думаю, что была отчасти права. Хотя, конечно, если б представляла, к чему это приведет, ничего такого не сделала бы.

Сцена последовала бурная. Эмиас был вне себя от злости, хотя и признавал, что я сказала правду. Каролину я не поняла совсем. Мы отправились на чай к Мередиту Блейку, и она сыграла замечательно – разговаривала, смеялась. Я, по глупости, еще подумала, что она хорошо держится. Мне было неловко из-за того, что пришлось остаться, но Эмиас лопнул бы от злости, если б я уехала. Для всех, конечно, было бы лучше, если б ушла Каролина.

Я не видела, как она взяла яд, и допускаю, что ее объяснение правдиво. Но на самом деле мне трудно поверить, что Каролина собиралась покончить с собой. Она из тех до крайности ревнивых женщин-собственниц, которые никогда не упустят то, что считают своим. Эмиас принадлежал ей, был ее собственностью. Думаю, она скорее убила бы его, чем отпустила и позволила уйти к другой. Вероятно, Каролина тогда же, пока мы были у Мередита Блейка, решила убить мужа. А рассказ о свойствах цикуты только указал ей на способ, как это сделать. Жестокая и мстительная женщина. Эмиас всегда знал, что она опасна. А я – нет.