Встретив мистера Мередита Блейка, о чем упоминалось выше, я поспешила по тропинке вниз. Походка у меня легкая, к тому же в тот день на ногах у меня были парусиновые туфли. Калитка в Батарейный сад осталась открытой, и вот что я увидела, когда вбежала.
Миссис Крейл тщательно вытирала пивную бутылку своим носовым платком. Потом взяла руку своего мертвого мужа и прижала пальцы к бутылке. Все это время она прислушивалась и посматривала по сторонам. Страх, который я увидела на ее лице, открыл мне правду на то, что случилось на самом деле. Я поняла – и уже не сомневалась более, – что Каролина Крейл отравила своего мужа. И лично я не виню ее. Он довел жену до предела человеческого терпения и сам навлек на себя кару.
Я не рассказала об этом миссис Крейл, и она до самого конца не знала, что я видела. Дочь Каролины Крейл не должна строить жизнь на лжи. Как бы ни было ей больно узнать правду, правда – единственное, что имеет значение.
Скажите ей, передайте от меня, что ее мать не подлежит суду. Каролину Крейл подвергли испытаниям, вынести которые не способна любящая женщина. Долг дочери – понять и простить.
Рассказ Анжелы Уоррен
Смерть Эмиаса стала ударом грома среди ясного неба. Ничто не предвещало беды, и все, приведшее к ней, прошло мимо меня. Можно ли было предвидеть ее? Неужели все девочки в пятнадцать лет такие же глухие, слепые и бестолковые, какой была я? Может быть. Мне кажется, я хорошо улавливала и понимала настроения окружавших меня людей, но мне и в голову не приходило задуматься над тем, в чем причины этих настроений. Кроме того, именно в то время я вдруг открыла для себя пьянящее очарование слов. Прочитанное, обрывки поэзии – в том числе Шекспира – эхом отдавались в моей голове. Помню, как ходила по садовой дорожке, словно в восторженном бреду, повторяя «под полупрозрачной зеленой волной»… Так чудно звучали эти слова, что их хотелось повторять снова и снова.
И все эти открытия, все эти волнения шли вперемешку с тем, чем я любила заниматься, сколько помню себя. Плавать, лазать по деревьям, лакомиться фруктами, разыгрывать работавшего в конюшне мальчишку и кормить лошадей.
Каролину и Эмиаса я воспринимала как неотъемлемую часть моего мира, его центральные фигуры, но никогда не думала ни о них, ни об их делах, ни о том, что они думают и чувствуют.
Появление Эльзы Грир прошло для меня почти незаметно. Я считала ее глупой, не замечала ее красоты и воспринимала как скучную богачку, портрет которой взялся писать Эмиас.
Впервые вся эта ситуация коснулась меня, когда я услышала с террасы, куда сбежала однажды после ланча, как Эльза говорит, что собирается замуж за Эмиаса. Что за нелепость, подумала я и пристала к нему с расспросами: «Почему Эльза говорит, что выйдет за тебя замуж? Она же не может. Нельзя иметь двух жен – это бигамия, и за это сажают в тюрьму».
Помню, Эмиас очень разозлился. «Как, черт возьми, ты это узнала?»
Я сказала, что услышала через окно библиотеки.
Он разозлился еще сильнее и заявил, что меня нужно отправить в школу и отучить от привычки подслушивать.
До сих пор помню, как меня возмутили его слова. Возмутила несправедливость.
Абсолютная и полная несправедливость.
Я сердито выпалила, что не подслушивала, и вообще, почему Эльза говорит такие глупости?
Он ответил, что она пошутила.
Наверное, я должна была успокоиться. И успокоилась… почти. Но не совсем. И на обратном пути обратилась уже к Эльзе: «Я спросила у Эмиаса, что вы имели в виду, когда сказали, что собираетесь за него замуж, и он ответил, что это была просто шутка».
Я думала, что зацеплю ее, выведу из себя, но она только улыбнулась. Мне это не понравилось. Не понравилась ее улыбка. Я пошла к Каролине. Она как раз одевалась к обеду. Я спросила ее напрямик, может ли Эмиас жениться на Эльзе. До сих пор помню ее ответ слово в слово. «Эмиас женится на Эльзе только после моей смерти».
Вот тогда я успокоилась окончательно. Ведь смерть кажется нам всем чем-то таким далеким. Но обида на Эмиаса за все им сказанное не прошла, и за обедом я постоянно его дергала, так что в конце концов мы разругались вдрызг, и я убежала из столовой, упала на кровать и ревела, пока не уснула.