Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга вторая

Нам раздали индивидуальные домашние задания по инженерной графике, в десяти вариантах, и в общежитии сразу же началось их коллективное обсуждение. Что поначалу не привело ни к какому результату. У меня было одинаковое задание с Ольгой Чупеевой, но мне от этого не было ни жарко ни холодно. А зря. Ведь у Чупы отец инженер, и в своих кругах он нашёл такого инженера, кто бы помог дочери разобраться в проблеме. Это была женщина. Ольга честно поделилась со мной удачей. И если бы только со мной! Этот же вариант достался Володе Гутенёву, и мы с ним вдвоём были приглашены в город Жуковский, домой к женщине-инженеру, прослушать объяснение и получить свой чертёж.

Ольга, наверное, встретила нас на платформе; в руках у Володи был торт, но он наотрез отказался принять мою половинную лепту в это благородное дело. Чупа объясняет мне, хотя я не спрашиваю, почему не надо никакого торта: её отец очень много сделал для этой организации, так что пусть они ещё спасибо ему скажут. Я думаю про себя, но вслух не высказываюсь: пусть говорят спасибо Ольгиному отцу сколько душе угодно, мы разве мешаем; но чертежи чертили для нас! Инженер, словно подслушав наш разговор, заотказывалась было от подарка, но Володя спокойно ставит торт на низенький холодильник в прихожей, задвигает его подальше и весело улыбается:

– От будущих инженеров.

Она объясняла не очень понятно: бессистемные отрывочные уроки разве когда-нибудь кому-нибудь приносили пользу?! Тем не менее мы остались при выполненном задании, а Володя какой довольный уезжал в Москву, с трудом удерживая улыбку. Не этот ли самый, четвёртый, вариант был и у его прекрасной знакомой из пятой группы?!

Я осталась ночевать у Ольги. Она хитро изобрела, как меня будить утром: надо взять осторожно за запястье и закрыть часики на руке, чтобы я не смогла посмотреть, во сколько это Чупа, ненормальная подруга, смеет будить меня.

Мне не нравится ехать рано утром в академию на занятия, я бы ещё немного поспала.

Ждановская. 169-й автобус спокойно сломался на перегоне между предпоследней перед академией и предыдущей остановкой, у овощного магазина, недалеко от общаги. Все пассажиры быстро вышли, кроме меня; я подошла к кабине водителя, открыла стекло и стала орать на него: я из-за него сейчас на лекцию опоздаю! Ольга даже немного потеряла меня. Обнаружив меня, где не ожидала – в пустом автобусе – она просто изумилась:

– Тань, ты что – с ума сошла. Как он дальше поедет – он сломался. Ты хочешь ехать на сломанном автобусе и попасть в аварию. Бежим скорей – уже близко, мы совсем немного опоздаем.

Пустой автобус с закрытыми дверями спокойно едет в ту же сторону, куда и нам нужно, но я уже не в силах реагировать на это. Пулей пробегаем на каблуках мимо своего шестого общежития, я никак не могу догнать подругу, даже не подозревала у неё такие таланты – быстро бегать. Всего-навсего минут через 20 после звонка мы заходим в лекционную аудиторию: Ольга первая, не спросив разрешения, я за ней. Но лектор любопытен и придирчив: а почему мы так странно проходим? Чупа сердито и уверенно в своей правоте отвечает ему, что автобус сломался. Они перепираются долго и, на мой взгляд, совершенно ни о чём.

Москвичи почти всегда – очень часто – опаздывают, и потом они говорят, что сломался автобус. Или электричка. Я всегда думаю при этом (при опоздании занятие немного останавливается, я люблю отдыхать – думать о постороннем), что они просто проспали. Так бы и говорили! Странно, но и после этого очевидного случая я продолжаю всякий раз убеждённо думать точно так же: проспали!

Но Чупа не может почему-то жить в общаге. Ей даже выделяли место в шестом общежитии, но, получается, совершенно зря. Как-то раз Ольга говорит мне в ответ на мои рассказы о том, что когда-то, на первом курсе, мне приходилось ходить по комнатам с комиссией-проверкой, поскольку я была в студсовете; она возмутилась, словно я сама это придумала:

– Тань, а если я грязнулька?! Какое кому дело?!

Это никого не волнует: не живи в общежитии. Но я этого, помню, даже не сказала – настолько была обескуражена её тоном, затем – её словами. Так ничего и не сказала. Со стороны можно было подумать, что Чупа права. Она, наверное, так и подумала.

Первое общежитие расположено неудобно по отношению к спорткомплексу: слишком близко. С тренировки в шестое общежитие я на первом курсе бежала ровно одну минуту. А сейчас бежать нужды нет: очень близко, да и не побежишь мимо главного входа, всегда полно людей, входят-выходят, толпятся и мешают мне бежать. Я иду пешком, успеваю переохладиться, болею. Однажды Наташа вынуждена была даже вызвать мне врача: у меня оказалась фолликулярная ангина. Я, видно, не сильно болела, если удивилась, что настоящая врач пришла прямо к нам в комнату; тут же и лечила меня. Она тыкала мне в горло палочкой, обмотанной ваткой, которая была пропитана йодом. Этот йод называется раствором Люголя. Жуть. А почему я дома никогда так не болела, слов даже таких никогда не слышала: фолликулярная ангина?! Разумеется, я не пишу о своих новых московских болезнях родителям.