Пять столетий тайной войны

10 августа 1792 г. французский народ сверг монархию, страна стала республикой. 29 августа границы революционной Франции пересекли войска интервентов. Их авангардом был отряд французских дворян-эмигрантов, жаждавших мщения и расправы с ненавистными революционерами. Костяк 80-тысячной интервенционистской армии составляли пруссаки. 2 сентября был занят Верден. Главнокомандующий войсками контрреволюционной коалиции герцог Брауншвейгский считал, что французская армия, большая часть офицеров которой дезертировала или перешла на сторону врага, не сумеет оказать сопротивление лучшим прусским дивизиям. Что же касается отрядов волонтеров, спешивших на границу для сражения с интервентами, то в прусском штабе их вообще не принимали всерьез, рассматривая как неорганизованную толпу, которая разбежится после первых же выстрелов. Действительность оказалась совсем иной. Интервенты наткнулись на нескрываемую враждебность населения на занятых территориях; крестьяне вооружались и нападали на небольшие отряды неприятельских солдат; снабжение армии стало серьезной проблемой.

20 сентября у селения Вальми прусские войска после артиллерийской канонады предприняли попытку наступления на позиции французов, которая не принесла успеха. Революционная армия выдержала испытание огнем, и вскоре началось общее отступление пруссаков, которые довольно быстро покинули французскую территорию. Причины такого поспешного отступления не вполне ясны. Не кто иной, как Наполеон I, считал это отступление загадкой. Во всяком случае, само сражение при Вальми не является ключом к объяснению этой загадки. Дело в том, что неудача пруссаков вовсе не носила стрль серьезного характера, чтобы вызвать последующее отступление. По мнению крупнейших авторитетов в области военной истории, канонада у Вальми была смехотворной, а действия прусских войск носили столь жалкий характер, что напоминали скорее имитацию наступления, чем серьезные атаки. Решительный натиск, несомненно, мог изменить ход сражения в пользу пруссаков.

Чем же объяснить отступление интервентов? Возможно, к этому времени прусское командование пришло к выводу, что война против Франции будет затяжной и дорогостоящей кампанией, что, завязнув в ней, Пруссия рискует остаться в проигрыше при намечавшемся новом разделе Польши и в других вопросах, в которых интересы Берлина сталкивались с интересами других участников антифранцузской коалиции, особенно Австрии и царской России. Подобные мотивы выявились во время переговоров с французами, в которые вступил герцог Брауншвейгский для прикрытия отступления своих войск. Между «тем отступавшие вместе с интервентами эмигранты не только проклинали герцога за „измену“, но и распространяли о причинах отхода его армии нелепые слухи, будто главнокомандующий прусскими войсками был подкуплен комиссарами Конвента: те якобы передали герцогу бриллианты французской королевской семьи для оплаты его миллионных долгов.

Но, может быть, есть еще какие-то объяснения случившегося? В 1839 г., через 47 лет после битвы при Вальми, в газете «Журналь де виль и де кампань» был опубликован рассказ одного современника революции, который проливает необычный свет на прусское отступление. Автор этого рассказа аббат Сабатье принимал участие во многих событиях революционных лет и был знаком с известными политическими деятелями и писателями того времени. Сабатье был близким приятелем Бомарше и именно от него узнал историю, которую поведал почти полвека спустя читателям «Журналь де виль и де кампань».

…В середине сентября 1792 г. Бомарше отправился навестить своего старого друга известного комедийного актера Флери, который участвовал еще в премьере «Женитьбы Фигаро». Дома оказалась только 10-летняя девочка, знавшая Бомарше и охотно ответившая на его вопросы. Судя по ее словам, Флери не было в столице, восемь или десять дней назад он уехал в Верден. Писатель был изумлен. В Верден, который был уже занят прусаками? Какие дела были в этом городе у парижского актера? Во всяком случае, Верден был самым неподходящим местом для того, чтобы пытаться там выступать в театре. Через некоторое время Бомарше снова заехал к Флери и на этот раз застал его дома. Писатель поспешил с вопросами, но здесь его неожиданно ждало разочарование. Обычно разговорчивый Флери наотрез отказался сообщить что-либо о цели поездки, более того, уверял, будто вообще не покидал Парижа. Это, конечно, лишь разожгло любопытство Бомарше — воображение признанного мастера интриги подсказало ему самые различные причины для скрытности словоохотливого Флери. Правда, узнать что-либо определенное было невозможно, артист продолжал отмалчиваться или отделываться голословным отрицанием.