Пять ступенек к воскресению

– Жинатый, жинатый, и детки есть! – однако, перехватив мой недоумевающий взгляд «какие детки?» – поправляется: – То исть нету дитёв, ошибилася я.

(«А детей у них, и вправду, нет…»)

– …Да ты штой-то худая какая? Сохнишь па мужику, а зазря, милок. («…Раскрывали свои золотые головки одуванчики…») У-у-у, етти мужики! У-ух, как я ех нинавижу-у! Был у мине мужик. Дэк я иво-о била, била… У-ух, как я иво била! Он чирис три нидели апосля сватьбы слинял, сбёг, значить, ну и шут с им! Да на х… он мине здалси! –Мечтательно: – У-ух, бль… как я иво би-ила!

Наверно, вежливей было бы спросить: «За что Вы его били?» Но я рассказ сей прерываю:

– Анжелика, извините… Вот, взгляните, пожалуйста, на эту девочку, на этой фотографии. Она жива?

– Погоди, щас проверю. – Достала колоду карт, тусует. Выдёргивает из колоды короля пикового, кладёт на стол лицом вверх. Теперь колдует с антеннами. – Во. Дочка, штоли? Живая; вроди бы, так король говорит. Толька вота… Погоди… Щас… Ну, щас, значить, живая, ничиво. И вообще в Ивропи она! И тожа вампир. Сиводни у мине одне вампиры… И ищё, ни абижайси, милок, ну… Лисбиянка она вроди. Ну, байсекшуал, значить.

– Аджика, это… (Причём здесь «байсекшуал», чушь какая…)

– Анжелика я!!

– Анжелика, это правда? Что жива – правда? Почему не напишет?

– Ага, живая вроди. Што ей сделаиться? Правда вроди, король гаварить. За мужика да за ие по шиздисят доларов, сто дватцать вмести будить. А если оставишь мине карточку еёйную, да сто доларов, дак я зделаю так, што она (многозначительно поглядев на короля)… тибе напишить.

Манипулирует с антеннами.

Я держусь за карман пиджачка. (Невольная, вампирическая мысль: «Хватило бы на обратный путь…»)

– Да эта фотография – единственная, к сожалению. (Правда, и ещё я привыкла смотреть на неё по утрам и вечерам. Утром, сидя в позе «калачик», желать моей девочке стать самой счастливой.) Я Вам лучше пришлю другую. Или – копию с этой…

– Во, во, пришли! И сто доларов, значить. Пришли. Тока кеш, а то у миня с эсисаим* будуть праблемы. (Взглянув ещё раз на короля:) Адрис знаишь? Ага, значить, знаишь. Тада я зделаю так што она напишить. (Пересчитывает деньги, отквасив нижнюю губу.) А чиво ты худая такая? А? Модель, говоришь? Для чиво, для старух? Такая-я… старая! (Значит, не выгляжу на четырнадцать. Ну что ж, я так, примерно, и думала.) Страшная! (И не во вкусе экстрасенсов с Тибета.) Дак я таки-их девочик видала, приходили тута: молодинькии, сиськи – во! Попки – во! (Жест вперёд, жест назад.) Усё на мести, в модели хочуть, а ни бируть! Говорять, с кем-та там спать нады, а ты-ы… «Модель»! Ну нада жи што придумала. Ну ты даёшь! С мужиком ет-тим… Совсем уш… Я сенситиф, с инопланетянами общаюсь. Хочишь, кухню тибе мою покажу? А то ты всё: мужики, мужики… Вон за ето я заплатила три тысичи. Ты вот что, милок! Слушай! Зачни-ка мочу пить по утрянки, – и будишь как я: здаровинькая да харошинькая..

____________________

*SSI – пособие по нетрудоспособности

И тут я её узнала. Это потому узнала не сразу, что ведь тогда, когда-то, она была почти худая, почти как я…

– До свиданья, Анжелика.

МАЙЯ: Раскрывали свои золотые головки одуванчики, радуясь восходящему солнышку… По тропинке шли навстречу друг другу две женщины: одна худая, другая почти худая. Первая, то есть названная первой, шла за хлебом от Клинской улицы к Ховринскому проезду. (Так ей казалось.) Вторая, после регулярной дозы мочи на завтрак, жадно впитывала синенькими пуговичками красоту и мудрость тибета, то есть: Тибета.

Паром назад (как мне кажется). Сижу внизу. Напротив явно мать и сын, она лет семидесяти, он – тридцати так пяти, дружно, в унисон пожирают жареный картофель из пакетика и дружно, в унисон обсасывают пальцы. Бывают же счастливые, дружные семьи… Шарю по карманам: нет, на картошку нехватит. Можно вздремнуть: увидеть, вспомнить мамино лицо, как на юношеской – девичьей фотографии. Странно, что это красивое нежное лицо с дугами бровей и мраморным лбом теперь уже не существует на свете… Скрип, скрежет. Паром прибывает в Манхаттен.

Прибыл.

Дома. Одна. Совсем одна.

Ем жидкий суп, боясь стукнуть ложкой. За дверью шумное общение соседей по площадке.

«…See you again!» «Good night!»*

Теперь можно… Звучно дохлёбываю остывшую жижу.

Инвентаризация. Южинский переулок… Комнатка была половиной, хоть и имела выход в коридор коммуналки. За стеной-перегородкой была точно такая же половина со своим выходом в коридор, и в ней жили (верней, обитали) свёкор со своей женой, мачехой мужа… Здесь умещались: шифоньер, стоящий поперёк, открывающийся на себя и создающий эффект мини-прихожей, из которой, через щель между стеной и шифоньером, можно было проникнуть в спальню; в спальне той стояла тахта у северной стенки изголовьем к обратной стене шифоньера, и стол, то есть столик, за которым сидели на тахте противоположно изголовью. И ещё окно. Окно выходило на улицу и на запад.