Когда Лёша возвращался пьяным – а пьяным он возвращался всегда – и плюхался на тахту, я укладывалась на полу, между шифоньером, тахтой и стеной. Но нужно было прижиматься к южной стене, потому что он во сне, вернее, в бреду, падал с тахты и мог придавить.
Если же муж укладывался на полу, между тахтой и стеной, то мне, лежащей на тахте, нужно, было прижиматься к стене северной, к самой стене, ибо во сне-бреду он вскидывал свои длиннющие ноги вверх и потом резко опускал вниз, просто обрушиваясь ими на моё тщедушное тельце. Родился ребёнок, моя девочка, и за отсутствием места для кроватки спал (а), так и спала в коляске в проходе. На обе половины был один лицевой счёт на имя свёкора.
___________________
*До встречи! – Доброй ночи! (англ.)
Чтобы улучшить жилищные условия, то есть поставить себя на очередь на увеличение жилплощади, нужно было иметь на свою половину отдельный лицевой счёт.
Я стала собирать все бумажки для разделения лицевых счетов. Не стану перечислять всех процедур и всех контор, через которые пролегал путь к лицевому счёту. Завершающим – как покажется, завершающим – был визит в офис у Никитских Ворот, «Бюро Инвентаризации», где мне выдали справку-схему всей коммуналки и наших комнаток в частности. Комнатки были четыре метра в длину и два метра двадцать четыре сантиметра в ширину. Отнесла все бумажки в Народный суд, назначили день слушания. Приёмная свекровь сказала: нет, они (то есть мой муж и я) не имеют права на свой лицевой счёт, так как допустимая для этого ширина два метра двадцать пять сантиметров, а у них (то есть у нас) – только два метра двадцать четыре сантиметра. И суд мне отказал. Это было глупо, это было возмутительно, глупо: ведь если измерить как следует (я это сделала), то ширина получалась два метра двадцать четыре с половиной сантиметра, то есть почти допустимая, вообще допустимая ширина. Пошла я по-новому в «Бюро Инвентаризации», сказала им об этом, заказала измерителей. Пришли два молодых человека с их измерительными приборами: и правда, два метра двадцать четыре с половиной сантиметра! Подала я на пересмотр дела. Но свёкор и его жена не пришли. Назначили другой день слушания… Не пришли. Назначили новую дату слушания. Пришли, но приёмная свекровь сказала: если ширина – вообще, расстояние там, число – не целое число, а дробь, то округление идёт в сторону чётного, и в данном случае два метра двадцать четыре сантиметра. Она была права. Нам отказали.
Я снова пошла в Бюро Инвентаризации. Мне там понравилось и запомнилось симпатичное лицо девушки Ирины, хранительницы архитектурных схем и планов жилищных помещений, и я принесла ей коробку конфет, вкусных (дорогих). Убеждала, и убедила-таки исправить «двадцать четыре с половиной сантиметра» на «двадцать пять»… Назначили день слушания. Свёкор и его супруга не пришли. Опять назначили день слушания – пришли, но настояли на пересмотре-перемере помещения, теперь в присутствии представителей и суда, и Бюро Инвентаризации. Перемерили: два метра двадцать четыре с половиной сантиметра, которые округлялись в сторону чётного, то есть, «два метра двадцать четыре сантиметра». Отказали нам снова…
Ночь над Нью-Йорком. С вечера дует и дует, воет и шумит, где-то делая свои разрушения. Почему-то думается, и это, очевидно, так: бессмысленный ветер, бессмысленная, глупая, нежилая погода Нью-Йорка…
Утром придут ремонтные рабочие, разбитные техасцы. Начиная с понедельника, в квартире ремонт перед инспекцией. Всё меняется, чинится.
Пришли. Торчу в гостиной, «ливингрум», днями.
Я заметила, что рабочие называют ремонтируемые вещи – окно, трубу, и пр. – «Бетси», считают, что это – ремонтируемая вещь – одушевлённое лицо, «she» («она»), ласково зовут: «Come on, Веtсу, ве nice tonight!» Или: «Come to papa, Веtсу!»*
И если они спросят меня про холодильник, я скажу им:
«That only one guy is normal here».
«Здесь только один этот парень и нормальный».
__________________
*Иди сюда, Бетси, будь мила сегодня ночью! Иди к папе, Бетси!
Русские (почти семейные) связи:
–Хэлло, хэлло! Кукла, это ты? Ты что, спишь? А? Нет? А что у тебя голос такой? А? Что? Не слышу! Бля… Держи трубку ближе ко рту. Говорят, тебя видели в супермаркете с каким-то ирландцем… Да нет, не думаю, чтоб ошиблись. А что ты думаешь о Билле? Как «о каком», да о Клинтоне, о каком же ещё, держи трубку ближе ко рту. Ну не дура ли эта баба, как её… А? Дженифер! Ой, да кому я говорю! Чувствую, с моей, бль, добротой. А? Короче…
Звонила Марианна, зовёт убрать квартиру в субботу. Ей это доставляет удовольствие: как же, я убираю, и я работаю на неё. Потом можно будет обронить в разговоре светском: «Тут мне делает уборку одна… артистка.»
Как хочется отказаться. (Но…)
А назойливый ветер убил-таки кого-то в Upper West Side*. Диктор объясняет, почему был такой ветер. Вчера он тоже объяснял, и так же мог объяснить трёхлетний ребёнок: встретились два ветра и пошли по одному пути-каналу, очень узкому…