Пять жизней и одна смерть

– Нет, – удрученно отвечает Сергей, его брови сходятся на переносице, на лбу появляются глубокие морщины. – Вначале меня к нему не пустили, тогда поднялась сильная шумиха по этому делу. А потом он просто замолчал. И только когда его осудили, Кир сказал мне, что не мог поступить иначе. Он наотрез отказался объяснять свой поступок. Сказал, чтобы я не лез в это дело. Что если я ему друг, то оставлю все как есть. Вначале я даже подумал, что он действительно убил ту девочку. Но все внутри меня протестовало. Мой инстинкт говорил мне, что он лжет, что он не убивал. Я решил для себя, что не готов с этим мириться. И начал свое расследование. Но, увы, время прошло, а у меня есть только улики против него.

– Но, если улики против него, почему вы уверены, что он не убивал? Не понимаю, – зачем-то напираю я. Может, хочу проверить, подозревает он Анну или нет.

– А что тут понимать, черт побери?! Ты в этом виновата! Я уверен. Ведь он пошел в твой университет. Я надеялся, что Кир будет отрицать вину, что его не осудят. Но его очень быстро посадили. Полиция не хотела вдаваться в подробности. Они должны были быстренько отчитаться перед руководством и прессой. Вот так. А ты… так и не появилась. Я пытался до тебя дозвониться, караулил у дома, стучал в дверь, а ты словно сквозь землю провалилась. Я ненавидел тебя и презирал! Если бы ты мне попалась год назад, я бы придушил тебя собственноручно. Но, когда начал расследование, узнал, что ты сама постаралась, – хмыкает он. – Резанула себе вены и много недель боролась за жизнь. А потом, наверное, нажралась таблеток, раз тебя упекли в психушку на полгода.

– На два месяца и не в психушку, – уточняю я, не удержавшись. Его реплику про таблетки не комментирую.

– Не важно. Мне нужно было с тобой поговорить, но твой телефон был отключен от сети, в университете ты больше не появлялась. Но три месяца назад ты сама мне позвонила, несла какую-то чушь. И я нашел тебя, узнал, что ты стала работать в том кафе. Но когда сел за стол и ты подошла принять заказ, понял, что ты вообще не узнала меня, словно никогда не видела. Я стал приходить, мне нужно было хоть что-то выяснить. Вот и вся история.

– Понятно. Вы что-то узнали в своем расследовании? – спрашиваю шепотом, хотя в кабинете и так стоит вязкая тишина.

– Нет, толкового ничего. И не шепчи. Олеся ничего не знает. Она рассказала, что в тот вечер они были дома, готовили ужин и собирались смотреть хоккей. Ты позвонила. Он взбесился, быстро оделся и перед тем, как уйти, произнес: «Я его убью».

– Кир сказал: «его убью»? – переспрашиваю я.

– Она сказала, что ей послышалось «его», но, когда к ней приехали полицейские, засомневалась, мол, может, сказал «ее».

– Сомневаюсь, – вылетает у меня нечаянно.

– Что?

– Сомневаюсь, что он шел туда убивать Лину Маккольм, – четко выговариваю я, только теперь понимая смысл сказанных слов.

– Сомнениями делу не поможешь. Что у тебя есть? – серьезно спрашивает Бэк.

– Ничего, – лгу я. – Только история двенадцатилетней давности.

– Что за история? – Он вновь откидывается на спинку стула в ожидании длинного рассказа.

– Изнасилование, которое произошло в том же театральном зале того же университета.

– Жертва обращалась в полицию? Кто насильник? Я поищу в картотеке.

– Нет, она не обращалась. И я не знаю имени, но думаю, что все это может быть связано. Хотя это только мои мысли.

– Значит, у тебя ни хрена нет. А твои мысли никому не интересны, ни полиции, ни суду, ни прокурору. Понимаешь? – сухо цедит детектив, словно проводя по мне грубой наждачкой.

– Понимаю. Скажите, по поводу моей вчерашней просьбы вы думали?

– Думал, – кивает он.

– И что решили? – на всякий случай уточняю я, не надеясь на положительный результат.

– Пока ничего. Позвоню.

– Ладно, спасибо. Я еще хотела спросить, а в крови Лины были найдены алкоголь или наркотики?

– Что? Нет, ничего у нее в крови не было. Почему спрашиваешь?

– А при расследовании делали анализ вина, может, в нем что-то было?

– Какого вина, Анна? – Его глаза округляются, а губы кривятся в недоумении.

Я замираю, обдумывая следующий вопрос.

– Скажите, на месте преступления была найдена бутылка вина?

– Нет, никакой бутылки вина там не было.

– А полиция нашла что-нибудь в театральном зале?

Он поджимает губы, хмыкает, но отвечает:

– Тело жертвы, ее альбом и сумку с личными вещами, ну и самого Кира, конечно.

– И больше никаких предметов? – не унимаюсь я.

– И больше никаких предметов.

Куда тогда подевалась бутылка вина и электрическая свечка?

– Что ты скрываешь? – с нажимом, выделяя каждое слово произносит Бэк.

– Ничего. Просто пытаюсь сопоставить с тем старым преступлением.

– Ты уверена, что ничего не помнишь? Или что не хочешь мне сейчас что-нибудь рассказать?

– Я ничего не помню, – опять вру я, стараясь говорить уверенно. – Мне правда нечего больше сказать. Я лучше пойду.

Я поднимаюсь со своего места и иду к двери. Он больше ничего не говорит, даже не удосуживается попрощаться, видимо, не видит в этом смысла или все так же ненавидит меня. Но я по этому поводу совершенно не переживаю.