Но жизнь моя в этот период была очень сложной, проблемы и с жильем, и с деньгами как-то не сильно способствовали воспоминаниям такого рода. Поэтому, когда мы с сестрой действительно к ним приехали, у меня с нуля ничего не сдвинулось. Зато Андрэ показал мне свое начало – три истории, и я их прочитав, хоть стал представлять, чего он от меня ждет.
А поскольку обещал (эта проклятая обязательность мне всю жизнь покоя не давала – черта не очень типичная в России, наверное, от прадеда Карла в наследство досталась), то начал над этой темой постоянно раздумывать. Но начать записывать воспоминания удалось только в командировке в Ереване. Уж не помню почему, но оказался там один. Что-то не состыковалось или изменилось и у нас, и у принимающих в последний момент. Моей деятельности на заводе Вартана это не мешало, наоборот, спокойнее было, никуда на мероприятия не таскали. Жил в заводском профилактории, почти пустом, потому как отопления не было. По вечерам там делать было совершенно нечего (профилакторий был расположен не в самом городе, с транспортом уже стало плохо, к ночи даже весь персонал пропадал). Кипятильником разогревал чай (продуктами на ужин меня армянские женщины с завода снабжали как родного). Им, а иногда и настойками Мгера, согревался и вспоминал свои отношения, подходящие для такого двухстворчатого романа или повествования, уже записывая все подробности, а заодно и все случаи, так или иначе связанные с этой тематикой.
Даже школьные – самые яркие. Но совершенно не похожие на французские. Принципиально иные. Там идешь по дорожке в лицей под Марселем, где наши преподавательницы работали, а вокруг на травке парочки учащихся чем только не занимаются, лучше по сторонам вообще не смотреть.
В результате много набралось, даже из совсем забытых, семь длительных точно описал. Совершенно искренне, как Андрэ и просил. Таскал, таскал потом эту тетрадочку по съемным квартирам, решил, что не надежно. В итоге всю писанину специально собрал вместе в одной папке, чтоб не потерялась и… куда-то положил. А потом забыл куда и все лет так на 10 и пропало. Я уже и попрощался с ней, но вдруг эта папка нашлась: оказывается, вместе с некоторыми стихами лежала в маленьком чемоданчике, засунутом мной в один из ящиков кафедральной лаборатории. Мой сотрудник Ваго начал в комнатке полный ремонт делать и его обнаружил. Так все эти записи со мной и во Францию попали – как чувствовал, что могут пригодиться.
Ну а что касается моего договора с Андрэ, то, к сожалению, по объективным причинам из него ничего не вышло. Он тоже что-то писал, до работу до конца не довел, их с Лиди жизнь перестала складываться и они разбежались. Писать им на корректном французском у меня не хватало уровня, так потихоньку наши отношения и затихли. Это не то, что с Элен, я ей пишу по-русски, она мне по-французски, и мы никуда не теряемся и не пропадаем уже 40 лет.
А сейчас, когда я перечитал все содержимое этой тетрадочки, мне даже как-то не по себе стало. Все описания начинались примерно одинаково – с проявления внимания симпатизирующих мне женщин, без активных начальных действий с моей стороны. Прямо на беспредельное хвастовство похоже. Вот встретились мы и они первые начали инициативу проявлять. Перепроверил воспоминания – но вроде реально все так и было. Раньше или позже, но я на их инициативу откликался, и все семь отношений так и начинались.
Для полноты картины хочу отметить: были также и противоположные ситуации, как минимум шесть женщин вспомнил, которые с первого взгляда, с первого знакомства проникались ко мне самой откровенной антипатией. И иногда такой силы, что она переходила в ненависть. Тоже – почти без всякого активного участия с моей стороны, ну может немного ехидства и было продемонстрировано. Им просто я не нравился, и все. И, естественно, тоже это чувствовал. Про одну (Христофоровну) вы уже знаете из первой книги, еще две тоже имели отношение к Менделавочке, одна к ЯТИ. Самая первая была нашей учительницей по физике – Лядова, так четверку на выпускных экзаменах мне и поставила, чуть медали не лишила. Ну а про последнюю вообще вспоминать не хочу. Очень много мне крови попортила уже на моей «после менделеевской» работе. Вот, хоть немножко оправдался.
А теперь перейдем к тому, что теперь осталось от содержания этой тетрадочки под давлением сестры и супруги. Честно говоря, сначала я не хотел им поддаваться, достаточно того, что настояли про них ничего не писать.
А потом вспомнил биографию ДМД: в ней же приведены в основном данные только его семейных жизней. Все остальные романы упомянуты мельком. Если уж я задумал параллельное сравнение, то и в разделе, касающемся меня, должен придерживаться того же подхода.
Ну что ж, пусть так и будет. Опять моим относительно длительным романам (которые были до первого и после него – до второго брака) не повезло. Значит, судьба у них такая.