Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение

Зимой он жил в московской квартире, а летом перебирался на нашу дачу, где практически постоянно проводили три-четыре месяца Маришины родители и ее сестра с детьми. (Вернее, Маришины родители с детьми сестры, что сильно ближе к истине). Так же, как у нас в семье, он быстренько сориентировался и держался в основном около Маришиной мамы, женщины душевной и очень доброй, которая ему явно симпатизировала. И он ей платил той же монетой. Сначала его на ночь забирали домой и закрывали дверь, но как-то он умудрился спрятаться и появился только утром, довольный и сытый. И, с нашего согласия, так как это же была – Ответственность, получил свободу для ночных похождений.

Действительно оказался отличным охотником, причем очень любил хвастаться добычей. Обожал театральные эффекты: притаскивал слегка придавленную мышку, чтобы на глазах зрителей устраивать представление «я великий охотник». Сначала отпускал ее и делал вид, что задремал и, вообще, она его больше не интересует. Он проделывал этот трюк постоянно с одинаковой концовкой, неожиданно резко ожить и в высоком прыжке упасть на нее и уже придушенную добычу отнести на колени к избранному зрителю (как правило, к хозяйке). Получал похвалу и потом съедал практически целиком. Та же участь ждала кротов и землероек. К сожалению, доставалась и несъедобным ящерицам с лягушками.

В углу дачи я оборудовал «экологический уголок»: притащил старый пень и кучу хвороста из леса, мох оттуда же, дополнив с одной стороны песчано-каменной горкой. И все это огородил сеткой. Чтобы никому, кроме его обитателей туда доступа не было.

На «Птичке», куда ездил за кормом для квакш, я покупал иногда ящериц оптом (их привозили для змей и варанов) и всех выпускал туда же. Помню однажды трехлитровую банку этих пресмыкающихся, привезенных со Ставрополья купил – там их было штук двадцать. Как они, бедолаги, жадно пили воду и заглатывали личинок. Видно, очень несладко было им в этой банке путешествовать неизвестно сколько времени.

Еще я пару живородящих купил – хотел в террариуме за ними понаблюдать. Но меня опередили: дедушка распорядился по-другому и их «до кучи» в мой экологический уголок отправил. Да и местных – прытких на участке хватало. Бывшие хозяева на дачу до нас несколько лет почти не приезжали – вот и развелась тут всякая живность.

А еще я выкопал маленький прудик и засадил его всякими водными растениями. В нем водились местные прудовые и остромордые лягушки, а также принесенные мной тритоны, в том числе гребенчатые, и лягушки иных пород, прикупленные все на той же «Птичке», включая краснобрюхую жерлянку и чесночницу.

Даже квакш пытался на участке развести, но дальневосточных не удалось достать, а украинские из-за разницы в климате так и не прижились. Мой киевский двоюродный брательник Дима пару раз передавал мне поездом такие говорливые посылочки. Вот ведь «квакши обыкновенные» называются, а какие симпатяги.

Но с появлением на участке охотника Гуннара всем им тяжело пришлось. За его пределы кот не выходил, и дело было не в кирпичном высоком псевдо кремлевском заборе. Местные кошачьи без труда находили пути для нанесения ему визитов, используя деревья и соседние крыши сараев. Не знаю, как он разбирался с кошками (по-моему, отношения с ними у него были сведены к пренебрежительному игнору), а вот битвы с наглыми визитерами начались сразу. Без малейших раздумий. Спуска Гуня не давал никому, но, выгнав непрошенного гостя, успокаивался и дальше их не преследовал, только защищал свою территорию. Причем, ее не метил: ни в квартире, ни в дачном доме не было никаких проблем с запахами. Подобной манеры поведения он придерживался и в других загородных местах.

В Ильинском, куда мы его однажды взяли с собой (постоянно нельзя было – Лехина аллергия), я наблюдал интересную картину. На перилах балкона первого этажа сидит, вернее, полулежит наш кот и туманно смотрел вдаль. Под балконом, всего в полутора метрах от Гуни, на травке сидит местная кошка и заинтересованно, по крайней мере, пристально смотрит на него. Иногда она делает всякие заманивающие движения, даже на спину валится и выдает целую серию призывных звуков. Кот непреклонен как мраморное изваяние. Неделю мы с ним жили – и неделю одна и та же картина. Наверное, он в душе был кошко-ненавистник, нравилось ему над ней издеваться. Дом был большой, и мест для сидения было много, совершенно не обязательно было позировать на перилах этого балкона перед бедной барышней.

Весной он жил у нас в Москве, но не вопил и совершенно не рвался на кошачьи разборки, хотя был не кастрированный. Где-то я прочитал, что иногда так бывает. Кот всю свою любовь переносит на хозяйку, и никакие кошки ему становятся не интересны. Однако не верил, что такое возможно. А вот в случае с Гуней убедился, что действительно так бывает! А потом вспомнил и про последнего маминого Котю. Тот, правда, пакости в квартире творил, но исключительно избирательно, только по отношению к своим недругам, а на кошек тоже не реагировал.