Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение

Вполне логично предположить, что в Сибири у них были контакты с иркутскими родственниками отца, и что архив семьи Литвинцевых мог попасть к ним. Других наследников не было. Алексей был единственным сыном – редчайший, кстати сказать, случай для сибирских Литвинцевых, в семьях которых десять детей считалось средней нормой.

Так что вполне возможно, что некой условной Жучихе на самом деле было что сжигать, в том числе и бумаги с гербом. Прадед, дед, а, значит, и его отец (так он сам в биографии писал, которую я потом в архиве нашел) были потомственными почетными гражданами Иркутска. И если в Ярославле отец оказался первым Литвинцевым, то в Восточной Сибири вообще и в Иркутске, в частности, его однофамильцев, а, возможно, и родственников хватало. Не исключено, что происхождение и род деятельности многих из них лучше было вообще не афишировать в тот суровый период советской истории. Одно только существование в Иркутске знаменитого Литвинцевского собора чего стоило.

В конце рассказа о судьбе моего деда хочу добавить, что, если бы он не умер от туберкулеза, его бы вскоре, скорее всего, расстреляли. Почти все бывшие колчаковцы, отсидевшие в лагерях и выпущенные на свободу, были потом арестованы повторно и расстреляны. Но на этот раз и члены их семей пострадали, были объявлены врагами народа с соответствующими последствиями.

Когда я разыскивал в сибирских архивах документы моего деда, мне в моих поисках помогал человек именно такой судьбы. Его дед тоже был подпоручиком колчаковской армии. Так же сидел в лагере, но только в воронежском, так же был отпущен на волю, а потом опять взят и расстрелян. Жену отправили в лагерь, сына – в специальный детдом. Чудом выжил.

А вот у нас получилось по-другому: дед умер своей смертью и фактически избавил от такой злой участи свою жену и сына.

Вторая моя бабушка, Софья Ивановна Литвинцева (Жукова), имела более приемлемую для советской власти биографию. Происхождение правильное – из крестьян, приписанных к деревне Климатино Ростовского уезда. Но это опять же на бумаге, если сильно не копать – требованиям исторического периода соответствовало. В реальности, еще ее родители ушли на свободный промысел в город Ростов. Отец работал буфетчиком в трактире, сами понимаете, крестьянином он не был, а уж тем более пролетарием. Официально этот грех нигде не фигурировал, но ей хватало и того, что она была женой бывшего колчаковского подпоручика.

Так что представьте себе, сколько невероятных событий, вызванных революцией, должно было произойти, чтобы мои родители встретились в Ярославле, и мы с Ирочкой появились на свет. И начали свою жизнь в той же коммуналке, где рос и вырос наш отец и его мать Софья.

Живность моего детства и причуды памяти

С детства своей любовью ко всем живым существам я напоминал маленького Джеральда Даррелла. Причем очень сильно. Моя семья тоже часто страдала от моих зоологических экспериментов. Например, от случайно разбежавшихся муравьев. Ну вот вроде все я сделал по прописи «Юного натуралиста», даже смазал края банки с искусственным муравейником толстым слоем сала, но… сало, наверное, было не то. Домашние вздрагивали от неожиданных ночных похождений ежика, дневных вылазок ящериц и тритонов (не сиделось им в самодельном террариуме), писка подобранных мной птенцов и т. п. И, как и в семействе Дарреллов, никто не понимал, откуда и почему у меня появилась эта страсть.

Всяких смешных и несмешных недоразумений, связанных с таким увлечением, хватало. Но по рассказам мамы, самые большие проблемы возникли в ходе реализации моей навязчивой идеи «вывести цыпленка вынашиванием куриного яйца подмышкой». Нам рассказали в школе, как некие «правильные» пионеры помогли колхозу увеличить куриное поголовье именно таким способом. Я мгновенно этой идеей увлекся и публично вызвался повторить их подвиг. Заметьте, никто за язык не тянул. Чистой воды природный идиотизм, конечно, но меня было не остановить. Сколько секретно промучился, пока мне не объяснили, что магазинные яйца для этой цели не подходят. А срок исполнения обещания подходил к концу, и я заливался горючими слезами.

В итоге мама откуда-то принесла двух маленьких, едва родившихся цыплят, и мы с ней еще неделю выкармливали их вареными желтками. А потом я торжественно передал питомцев в школьный уголок. Наверное, после этого меня и решили сделать председателем дружины как главного пионерского идиота. Хорошо, что мы вовремя переехали в новую квартиру.

Кроме того, на шкафу я бережно хранил коконы в открытых коробочках из-под маминых шприцов. И иногда зимой в нашей комнатке случался праздник: от печки воздух в комнате нагревался, и из некоторых коконов вдруг выпархивали бабочки. Они начинали кружиться по комнате, напоминая нам, что лето еще вернется. Каждая была как экзотический цветок, а за узорчатыми стеклами заклеенных на зиму окон лежали сугробы снега, и в угловой печке потрескивали дрова.