Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение

Разница у меня с Джеральдом заключалась только в одном. Он был принц, а я – нищий. В его детском королевстве находился целый дом, как дворец, а его окрестности были полны природных сюрпризов. На то и южная щедрая природа острова Корфу, где в каждой щелке и почти под каждым камнем кто-то жил, одновременно странный и привлекательный. И сколько таких созданий встречалось ему во время каждой вылазки.

Но одно дело про это читать, а совсем другое – увидеть собственными глазами. И когда здесь по вечерам на нашей выходящей на террасу стеклянной двери под лампочкой для ловли мошек собирались изумрудные квакши, а на кусте каждое утро меня ждала самка богомола с кузнечиком, наколотом на травинке – наверно не надо говорить, кого я вспоминал. Конечно Джери, который познавал этот мире еще и с таким старшим другом-учителем, способным почти все объяснить.

А у меня такая находка во дворе была одна. Даже не знаю, надо ли ее упоминать. Но из песни слово не выкинешь, хотя ничего хорошего, кроме порицаний, причем от всех, за это увлечение я не получил.

Дело в том, что во дворе между помойкой и забором, в центре своей воронкообразной паутины сидел мой паук, а скорее паучиха (это я потом прочитал и так решил, уж больно крупным было это членистоногое, а может мне таким казалось). Я любил наблюдать за его охотой и подкармливал его, подкидывая только что пойманных мной помоечных зеленых мух, даже мне противных. Трудно было так бросить, чтобы они зацепились за паутинку, но я был упорен и бросал снова и снова. И когда получалось – дух захватывало, как ловко это желто-бурое создание на длинных черных ногах их пеленало.

Но этому занятию мешали все: взрослые, которые не понимали, что я там задумал в уголке за помойкой (но подозревали исключительно гадость); мои сверстницы, которым лучше про паука было не говорить. И запахи, и мухи, и крысы, которые где-то там внутри помойки подозрительно копошились и, как я думал, могли выскочить в любой момент.

В общем, наш двор, мягко говоря, совсем не напоминал уголок живой природы. Всего три тополя посередине и несколько чахлых кустов под окнами первого этажа.

И отдельного жилья у меня не было. Мы – папа, мама, бабушка, прабабушка и я – ютились в одной комнатке коммунальной квартиры. Все мои баночки-коробочки со всякой добычей были привезены из лесной школы, куда меня отправляли летом на один-два месяца подлечивать слабые легкие. И только там, на берегу Волги и на окраине настоящего леса, я отрывался по полной, наблюдая за муравьями, ящерицами и всякой водной живностью. Одновременно наполняя все, что можно и нельзя, сюрпризами для дома. Просьб-запретов было только две: пауков не привозить, они все гадостные и ядовитые; змеи и жабы тоже подлежали табу.

Два долгих летних месяца с редкими приездами родителей. Какой был праздник, когда они появлялись и останавливались в соседней деревне и забирали меня на пару дней. По утрам папа обязательно брал меня на рыбалку. Это было его хобби – рыбалка в любых видах и в любых условиях.

И до сих пор помню одну из них: прекрасное ясное утро, солнышко уже всходит, отец, не замечая окружающих красот, вытаскивает из омута под нависшим кустом красавцев окуней, одного за другим, как фокусник. Тогда это казалось мне великим волшебством.

Но все его попытки с детства пробудить во мне эту страсть кончились ничем. Частенько, с трудом разбуженный и сонный, я тащился за ним на берег Которосли, где продолжал дремать, сидя за удочкой. Пойманных рыб мне было жалко.

Некоторый энтузиазм вызывали у меня только поездки на берег волжских заливов, где мы на ночь ставили палатку, а вместо удочек использовали жерлицы с колокольчиками, да и небольшой невод бывал частенько задействован.

Обычно с нами ездил наш бывший сосед, дядя Юра Стратилатов – в прошлом лихой красный кавалерист с наголо обритой головой. В детстве он меня на ней катал.

Он не был рыбаком. У него была другая постоянная слабость: всегда хотелось выпить, а здесь никто не мешал. Поэтому захватывал с собой все, что дома припасено было. Но, как правило, взятого ему самому никогда не хватало, поэтому в партнере, к радости мамы, он практически не нуждался. А вот для отца рыбалка была превыше всего, и на не слишком искренние призывы присоединиться к распитию очередной самодельной гадости он не реагировал. Тем более, что дядя Юра, как правило, пил действительно редкую вонючесть непонятного происхождения (когда мы подросли, как-то нас с Димкой угостил – отказаться не получилось, так что я представление получил по полной. Думал меня всего наизнанку вывернет).