Читаем Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение полностью

Другие ярославские коти. Московский период – часть 1

Надо честно признаться: когда я начинал писать эту главу, все остальные наши семейные ярославские коты слились в моей памяти в единый обобщенный образ. Но с помощью сестры, которая там в это время жила и памятью обладала много лучше моей, удалось не только расставить их всех по своим местам, но и вернуть каждому его персональный кошачий облик. И получилось, что в мое отсутствие в родительской квартире (уже другой с тремя отдельными комнатами) жили еще три кота. Всех, как и полагалось по традиции, звали Котями. К появлению Коти Второго я лично приложил руку. Вот этот эпизод я помню очень хорошо.

Котя Второй

На втором году аспирантуры я решил сделать родителям подарок. Не помню уже, по какому поводу, но мне пришло в голову подарить им котенка.

(– За что нам такое наказание? – спросила потом мама, но будем считать, что это была шутка только с небольшой долей правды).

Долго бродил по «Птичке», выбирая самого симпатичного будущего Котю, и наконец выбрал. Все как полагается: достаточно пушистый, сам серенький, носочки белые и мордочка с грудкой тоже белые. Ушки, глазки чистые – точно не больной. Да и старушка интеллигентная продавала котят от домашней кошки – в хорошие руки от безысходности. Приобрел и засобирался вечером в Ярославль на электричке поехать и его с собой захватить.

Прихожу в общежитие – мне записка. Звонил школьный друган Сашка Левченко, который вчера вечером вернулся с годичной стажировки во Вьетнаме. Живой, из-под американских бомбежек. Приглашает прибыть на отмечание этого события к шести часам в общежитие МГИМО. Я подумал: если к шести к нему приеду, вечером мне на Сокол уже не вернуться. Ладно, у Сашки переночую, а завтра прямо оттуда на проходящих в Ярославль поеду. Продукты родителям по дороге куплю. Как раз в магазинах около них снабжение всегда получше, а очереди поменьше – все-таки общежития для иностранцев недалеко находятся, и их много там бродит. Да и Сашка мне закупиться поможет. Его родителям тоже чего-нибудь захвачу. Вот только придется котенка с собой в общагу брать. Пошел к соседям-венграм, у которых был ребенок, попросил творожка и еще какой-то подходящей для кота детской еды. Покормил, в коробку со старыми бумагами посадил и стал собираться. Но пока готовился, он лужицу туда успел пустить. Это нормально, но подстилку поменять пришлось.

Приезжаю, а вся компания уже сидит впритирку за столом и начала отмечать. Только стали мне стул пристраивать, как я говорю:

– Пардон, учтите, что я не один пришел!

И выждав минуту удивленного молчания, эффектно вытаскиваю из портфеля бедолагу. Все девушки возбудились, активизировались, заверещали, котенок пошел по рукам, что ему явно не понравилось. Он тут же царапнул кого-то и страсти немножко улеглись. В итоге нашли ему высокую коробку с крышкой, чтобы не смог выбраться, что-то мягкое подстелили, в крышке дырки сделали и убрали на шкаф. Отмечание возобновилось. Проходило в теплой и непринужденной обстановке – в общем, я там застрял на два дня. После чего поехали мы с Сашкой в родной город уже вдвоем, нагруженные продуктами, как верблюды. А котенок все это время так и прожил в коробке. Я его время от времени подкармливал, выпускал попрыгать по кроватям, давал попить и менял подстилку. Не знаю, сказалось ли это на его характере, но в списке наших Котей у него были не очень лестная характеристика: злобновато – туповатый. Единственное, что получилось у папы с дрессировкой, это научить его кувыркаться через голову, да и то не очень охотно.

Где-то через пару месяцев после появления Котя Второй решил показать всем свой характер, продемонстрировал, что есть будет только рыбу. От остального корма упорно отказывался. Хорошо еще, что удовлетворялся тем рыбным ассортиментом, который продавался в магазине. Вернее, не просто удовлетворялся, а только это и ел, то есть всякие гадости, типа тюльки и салаки. А вот когда папа с рыбалки привозил ему свежайшую речную добычу, нагло воротил от нее морду. Реально неправильный кот был. Ну а насчет злобности – применял ее выборочно. Папу он не трогал, свой плохой характер показывал в основном на бедной бабушке. Иногда еще и маме доставалось. Они его кормили, поили, чистили туалет (унитазом он не захотел пользоваться, вредина), но если ему что-то не нравилось, он сразу вцеплялся в ногу или в руку. А весной характер окончательно портился, хотя в явный загул пока не рвался.

Даже не помню, когда и куда он делся, мне не говорили, но скорее всего отвезли его в деревню. Тогда у родителей как раз начались поездки в село Великое к тете Оле, дочери деда Геннадия Фокина, то есть к маминой сводной сестре. Может быть, это и к лучшему, так как в городе у всех некастрированных котов с началом периода загулов риск исчезновения резко возрастал.

Котя Третий, самый умный

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное