Через десять минут марш-броска я оказался у реки и увидел мальчишку. Он стоял почти по пояс в воде и энергично растирал себя песком. Я позвал его, он откликнулся с невинным видом, но я почувствовал, что он несколько смущен. Я спросил, почему он позволил себе покинуть лагерь без моего ведома. Он ответил, что испачкался и захотел помыться, и что, кроме того, воды в канистрах было меньше, чем требовалось, чтобы приготовить еду, а будить меня он не хотел. Объяснение прозвучало убедительно, да я и не мог ничем подтвердить свои подозрения, что на самом деле случилось вовсе не это – или не только это; но в глубине души я был уверен, что он лжет, и что в лагере кто-то был – кто-то еще, помимо нас, – пока я спал. Скорее всего, мальчишка переспал с женщиной. Это было видно по всему, что он говорил и делал. Я полагаю также, что примерно двадцать фунтов копченого мяса исчезло, и хотя у меня нет повода не поделиться им с его возлюбленной – в конце концов, припасов у нас достаточно, – эти продукты уж точно мои, а никак не его. Я намерен докопаться в этом деле до сути.
Проведя минут пять в расспросах и не получив ответов, которые удовлетворили бы меня больше вышеизложенных, я позволил ему отправиться обратно в лагерь с котелком воды. Солнце уже село, но сколько-то света еще источало. Мы почти уже завидели палатку, когда я услышал вопль одного из мулов – звук этот был ужасен, как если бы с большого сильного мужчины заживо сдирали кожу, и дикая боль совершенно надломила его.
Я помчался на шум, пока мальчишка (очень осторожно) достал из палатки второе ружье. Насколько я мог видеть, мул находился на противоположной стороне кустарниковой поросли, окружавшей пригорок. Вместо того чтобы оббежать ее кругом, как мне, без сомнения, и следовало сделать, я начал продираться сквозь кусты и почти сразу же столкнулся с самым жутким существом, какого только видел в своей жизни. Тварь походила одновременно на гиену, медведя, обезьяну и человека. У нее были мощные, толстые, исключительно сильные челюсти и человеческие глаза, которыми она воззрилась прямо на меня с диким, тупым, преисполненным жажды убийства выражением полубезумного пьяницы-отщепенца, завсегдатая худших притонов. Плечи у чудовища оказались широкие, но сгорбленные, передние ноги оканчивались крючковатыми пальцами, на каждом из которых торчал заостренный коготь шириной, наверное, с десятипенсовую монету. От него воняло дерьмом и мертвечиной.
Я выстрелил в него трижды, даже не позаботившись приставить легкое ружье к плечу; тварь отпрянула и понеслась прочь, ломая кустарники и оглашая сумрак высокими визгливыми воплями вроде обезьяньих. Когда прибежал мальчишка с тяжелым ружьем, зверь уже скрылся. Я мог поклясться, что попал в него, и даже не единожды, но какой ущерб могли нанести высокоскоростные пули этому существу, я понятия не имел. Боюсь, что оно не очень сильно пострадало.
Мой «Полевой справочник по животному миру Сент-Анн» не оставляет сомнений насчет природы нашего гостя – то был медведь-трупоед (интересно, что мальчишке он известен под тем же именем). «Полевой справочник» характеризует его как пожирателя падали, но в описании есть абзац, из которого я делаю вывод, что при удобном случае он не преминет забраться в гости и к живой скотине:
…так назван за свою привычку раскапывать любое свежее захоронение, если только тело не похоронено в металлическом гробу. Он хороший копатель и способен переворачивать крупные валуны, добираясь до трупа. Если оказать медведю ожесточенное сопротивление, он обычно убегает, часто подцепив выкопанное тело передней лапой. Может вторгаться на фермы, где недавно производился забой скота, и в этих случаях нападает на овец или коров.
Мне пришлось застрелить мула (одного из серых), поскольку медведь так его изодрал, что выжить несчастное животное все равно бы не смогло. Его груз мы перераспределили между двумя оставшимися и остались их сторожить. Мы с мальчишкой дежурим с тяжелым ружьем по очереди.