И потом, здешний край славился тем, что здесь выделывали лучшее вино в мире, так что, если местные перестанут пить, чужестранцы заподозрят неладное и перестанут его покупать. Илия подчинился решению правителя и согласился, что, когда человек весел, он лучше работает.
— Тебе не стоит так уж надрываться, — сказал ему правитель перед тем, как Илия приступил к делу. — Советник всего лишь высказывает правителю свое мнение.
— Я тоскую по своей отчизне и мечтаю вернуться туда. А когда я занят этими делами, могу чувствовать себя нужным и забыть, что я чужестранец, — отвечал Илия.
А про себя добавил:
«И обуздывать свою любовь».
Посмотреть на заседания этого суда всегда стекалось множество зрителей. Вот и сейчас уже собралась публика: старики, которые не в силах были работать в поле, пришли из любопытства и чтобы встретить рукоплесканиями или свистом решения Илии; других непосредственно интересовали сами дела, ибо в зависимости от их исхода они могли бы пострадать или, напротив, остаться в выигрыше. Были здесь — причем во множестве — дети и женщины, желавшие как-то убить время.
Началось рассмотрение дел, назначенных на это утро. Первым появился некий пастух, который мечтал о сокровищах, спрятанных где-то у египетских пирамид, и нуждался в деньгах для путешествия туда. Илия никогда не бывал в Египте, но знал, что это далеко.
И потому он сказал, что едва ли пастух раздобудет денег, если только не продаст всех своих овец, чтобы заплатить за мечту: тогда он наверняка найдет что ищет.
Второй предстала перед ним женщина, заявившая, что хочет изучать магическое искусство Израиля. Илия ответил ей, что он не маг, а пророк.
Когда же он готовился предложить мировую крестьянину, злословившему жену соседа, на площади появился солдат и, протиснувшись сквозь толпу, приблизился к правителю.
— Наш дозор поймал лазутчика, — сказал он, утирая пот. — Сейчас его приведут сюда!
Дрожь прошла по толпе: впервые людям предстояло присутствовать на таком суде.
— Смерть ему! — выкрикнул кто-то. — Смерть нашим врагам!
Толпа одобрительно взревела. В мгновенье ока весть облетела весь город, и площадь заполнилась до отказа. Рассмотрение прочих дел пошло кувырком: каждую минуту кто-нибудь прерывал Илию, требуя, чтобы чужестранца немедля привели сюда.
— Мне такие дела неподсудны, — возражал он. — Ими должны заниматься власти Акбара.
— А зачем наш город осадили ассирийцы?! — кричали ему в ответ. — Разве невдомек им, что мы уже много поколений ни с кем не воюем?! Зачем претендуют на нашу воду?! Зачем угрожают городу?!
Уже несколько месяцев никто не осмеливался вслух говорить о присутствии неприятеля. Хотя все видели, как растет на горизонте число шатров, хотя купцы толковали, что надобно немедля начинать мирные переговоры, народ Акбара отказывался верить в угрозу вражеского нашествия. Если не считать случавшихся время от времени налетов каких-нибудь мелких кочевых племен, которым легко давали отпор, войны существовали только в памяти жрецов. Это они говорили о народе, именовавшем себя египетским, поклонявшемся богам в обличье зверей и птиц и сражавшемся на боевых колесницах. Но и это было в незапамятные времена, и давным-давно темнокожие воины, говорившие на непонятном наречии, вернулись в пределы своей страны. Ныне жители Тира и Сидона владычествовали над морями, распространяя свою власть по всему свету, и — притом что были опытными воинами — убеждаясь, что торговлей можно добиться большего, чем мечом.
— Отчего они так взбудоражены? — спросил правитель Илию.
— Оттого, что поняли: что-то изменилось в мире. Мы с тобой оба знаем: ассирийцы могут напасть на город в любую минуту. Мы с тобой оба знаем: военачальник лжет, говоря о численности вражеского войска.
— Но ведь он не безумец, чтобы сеять панику!
— Всякий человек сознает, когда ему грозит опасность: его начинают одолевать странные предчувствия, а в самом воздухе бывает словно бы разлито ощущение угрозы. Он пытается обмануть себя, ибо полагает, что не сумеет достойно встретить беду. Вот и горожане до последней минуты обманывали себя, но настает время, когда приходится взглянуть правде в глаза.
Появился жрец.
— Пойдемте во дворец, надо собрать Совет Акбара. Начальник войска уже направляется туда.
— Не ходи, — чуть слышно шепнул Илия правителю. — Тебя заставят делать то, чего ты делать не хочешь.
— Идемте, идемте, — настойчиво повторял жрец. — Взяли лазутчика, надо принять безотлагательные меры.
— Вели, чтобы его допросили прилюдно, — продолжал шептать Илия. — Народ поможет тебе, потому что хочет мира, хоть и просит войны.
— Приведите лазутчика сюда! — приказал правитель.
Толпа радостно взревела: впервые люди будут присутствовать на заседании Совета.
— Не делайте этого! — вмешался жрец. — Дело щекотливое, и решать его надо в тишине и спокойствии.
Раздались негодующие крики.
— Приведите его сюда! — повторил правитель. — И суд устроим здесь, на этой площади, с участием всего народа. Мы вместе трудимся во имя процветания Акбара — и вместе будем устранять все, что нам угрожает.