Пятая печать

– Звездочка моя дорогая! Похоже, ты все еще не поняла своего старика. Запомни же наконец, что люди маленькие, вроде нас с тобой, могут чего-то добиться, только пока живут, втянув голову в плечи, и выполняют, что требуют от них те, кто повыше рангом. Таковы правила. Помалкивай в тряпочку и исполняй что велят. Даже мысли не допускай, чтобы не повиноваться власть имущим, будь то мелким или крупным. Как тебе поступать и устраивать свою маленькую жизнь, решают они, а для тебя, если есть хоть капля ума, главное – как оленю в лесу – постоянно вострить уши и озираться по сторонам, стараться уловить, чего они от тебя ждут. Ты поняла меня? Надо быть начеку, потому что они прямо-то не объясняют, какого ждут от тебя поведения, сама должна догадаться. Надо, золотце мое, научиться мысли читать. Так или этак – они дадут понять, чего от тебя хотят; и все будет зависеть от того, как быстро и насколько правильно ты это поймешь. В нашем мире иначе не преуспеешь. Так что придется – если он того пожелает – и у господина Пиллера ручку облобызать, да и у всякого, кто протянет. Ведь что тогда про тебя скажут? Вот, мол, подходящий для нас человек, воду мутить не будет, пусть живет себе преспокойно, он для нас не опасен. А дружище Бела и рад, что он никому не опасен; они как раз таких любят, от кого никакого беспокойства не происходит. Он, дружище Бела, глуп, потому что себе на уме, и умен, потому что дурак. Тебе ясно? Ну еще бы не ясно, ты ведь умница, мое золотко. В общем, дружище Бела усвоил этот закон и никогда его не нарушит. Поэтому он будет спокойно жить, не богато, конечно, но и не бедно, не слишком хорошо, но и не так уж плохо, то есть в точности так, как таким людям, как Бела, свыше дозволили жить. Я уж не говорю, что за это и ближние будут уважать Белу, потому как для нашего брата нет ничего отвратительней человека, который пытается стать не таким, как другие, который не подлаживается, не ловчит, то есть не соблюдает главное правило и тем самым раздражает всех остальных. Но главное все же не в этом. Дружище Бела, как уже было сказано, одновременно и глуп, и умен, как все, кстати, трактирщики, и всегда будет любезен начальникам – маленьким и большим. Ну что, ясно, что ничего не ясно? Ничего, ты просто слушай своего Белушку, и все будет в порядке – жратва будет, а значит, не будет никаких там накладок, которых ты не любишь. Так ведь, мой поросеночек?

Женщина отстранила мужнину руку, потянувшуюся было к вырезу халата, и сказала:

– Да уж, не мир, а сплошное свинство.

– Свинство не свинство… – взял в руки перо трактирщик, – но не собираешься же ты этот мир изменить? Лучше втяни поглубже голову в плечи да целуй, если надо, ручки и Пиллеру, и другим, вот все и будет в порядке. Что тебе стоит?

– Сто пенгё в месяц – этого разве мало? – ответила женщина.

– Глупышка, – возразил муж. – Сто – это еще не предел. Далеко не предел. Но тебе беспокоиться нечего. Может, и подороже платить придется, и не только деньгами. Только ты не забивай сейчас этим голову. Если б только сто пенгё…

Он махнул рукой и заглянул в тетрадь.

– Смотрим дальше. А дальше на очереди у нас еще та птица. Форменный ублюдок. Потому-то эту пичугу надо обхаживать будто райскую птицу. Чтоб ей сдохнуть, твари поганой. Птичке этой в кожаных сапожках и фуражке на глупой башке.

– А этот во сколько обходится? – спросила она.

– Господи боже ты мой, – вскинул брови трактирщик. – Сам оберфюрер района. Не какая-то мелкая сошка. Так просто от него не отделаешься.

– Тварь нилашистская.

– Это верно. Правда, тот полицай, что нас до него опекал, тоже отъявленный негодяй был. Но этот зато оберфюрер, партийный начальник. Мы все ближе и ближе к власти.

– А ему сколько нужно?

– Ты все о деньгах, о деньгах, – покачал головой трактирщик. – Ничто другое тебя не интересует.

– Ну естественно, чем еще мне интересоваться? Одному пятьдесят пенгё дай, другому – двадцать, третьему – сто, да что мы, печатаем их или воруем? А на что самим жить?

– Да не в деньгах суть, женушка моя дорогая, – вздохнул трактирщик. – По мне так без разницы, каким образом плясать под их дудку: деньгами от них откупаться или иным каким способом охранять свой покой – ручки им целовать, помалкивать в тряпочку, вместо того чтоб послать их к чертям собачьим и прямо в лицо назвать негодяями. А деньги – это что-то вроде освященной облатки, о которой нам в школе рассказывали: вещь символическая, как бы пример, указание на что-то существенное, на что-то главное, что за нею скрывается. Вот и здесь речь о том же. Начальники завели порядок, против которого мы ничего поделать не можем. Каждый день мы должны им демонстрировать: вот, мол, пасть мы не разеваем, хвост поджали. Ну а в какой форме они требуют это демонстрировать – в денежной или захотят, чтобы, к примеру, каждое утро с половины восьмого до восьми я стоял перед ними на четвереньках, – не так и важно.

– Ты совсем с ума спятил, – уставилась на него жена. – Что это ты тут плетешь? Думаешь, я поняла хоть слово?