Пятая печать. Том 2

Вспомнил папу на фотографии из книжки «Герои Гражданской войны в Забайкалье». Там он с юным Сергеем Лазо, членом Реввоенсовета Сибирской Красной армии. По современному «табелю о рангах» Лазо в двадцать лет был маршал! А справа от него сидит, опираясь на шашку, папка мой — еще моложе! Лихой оголец с шашкой и маузером. И чуб кудрявый из-под казачьей фуражки! И как же он, юнец безусый, в казачьих селах Забайкалья седобородых казаков за коммунизм поднимал? А ведь получалось у него, да еще как! Верили ему казачки за ум не по годам его и храбрость, за искренность и веру безграничную в справедливость войны. Седлали коней и шли за ним в красные отряды. И водил чубатый безусый оголец с шашкой и маузером «…лихие эскадроны приамурских партизан». Да как! В пух и прах разносил юнкер недоучившийся белогвардейские дивизии, которыми командовали тупорылые, спесивые царские генералы в опереточных аксельбантах, вроде недоумка Колчака, который до самой смерти своей так и не понял, куда сунулся, на что посягнул! Не мог понять его спесивый генеральский набалдашник, что Сибирь — не Россия, а сибирские казаки — не русские жалкие сивари, потомки покорных рабов крепостного права! И не потому, что в Сибири не крестьяне, а казаки, а потому, что они СИБИРСКИЕ!

Казаки из Сибири и казаки с Кавказа — две большие разницы, которые начинаются от понимания слов «моя земля». Кавказские казаки были защитниками государства, потому что были собственники. Для них земля — это мое! Не трожь! Жлобское государство защищает жлобасобственника. А для казака сибиряка слова «моя земля» — лирика, вроде мое сибирское небо! Вот она — земля Сибирская, в разноцветье полевых трав! Хочешь — коси, хочешь — паши! Хоть до Тихого океана, хоть до Северного! Кому какое дело?! Во-вторых, для сибирских казаков коммунизм — понятие родное: оно в генах. В суровой Сибири жили всегда общинным укладом. Дом ставят всем миром, пашут или косят всей общиной. Не было своего луга и поля. Не было в Сибири казаков богатых и бедных: чем больше семья, больше ртов, тем больше твоя доля из общего продукта! Но, главное, в-третьих, Сибирь — это фильтр, сквозь который прошли и лихие романтики, и разбойники, и политические ссыльные. Все они ненавидели государство! Есть у сибирского казака Родина, но государство… это чужое, полицейское, враждебное. Не любили, не уважали сибирские казаки Россию как государство! Терпели только, пока их не трогали… А затронули — не взыщи! А генерал Колчак в Сибирь из России приехал… казаками покомандовать захотел, придурок! На-кось выкуси!

Из лихих казачьих эскадронов собрал папка кавалерийскую дивизию. И усы вырастил, когда дивизией стал командовать. Чтобы старше быть. Папка, папка… юнкер недоучившийся… а воевал за власть советскую! За эту власть траханую, за этот народ дважды кровью истекал в лазаретах от тяжелых ранений. А легкие ранения сами в седле заживали. Так три года воевал, «и на Тихом океане свой закончили поход!», сбросив в Тихий океан всю нечисть золотопогонную вместе с япошками!

Шашками изрубленный, пулями простреленный, после Гражданской войны сел двадцатилетний комдив, мой папка, на жесткую университетскую скамью со студенческим рационом: осьмушка ситного, а кипятка от пуза! Думал, молодой республике нужны люди образованные, а не те, что шашкой махать горазды. Понимал, что в коммунизм не ворвешься лихой кавалерийской атакой!

Но всю жизнь продолжал он жить на скорости кавалерийской атаки, считая время секундами. За три года закончил экономический факультет университета и написал учебник. Два года проработал торгпредом в Китае и написал три книги по экономике восточных стран. Вернулся в университет, обретя ученую степень, кафедру, профессорскую должность декана и… жену! Смешная и восторженная восемнадцатилетняя первокурсница в комсомольском красном платочке стала моей мамой. Был папка на десять лет старше мамы… но какими были эти годы, наполненные героикой войны и послевоенным трудом! То, что успел он один сделать за несколько лет, другие коллективами не делали за всю жизнь!