Пятая печать. Том 2

Поразмыслив на эту интересную тему и потыкав картошку ножом, иду я в умывальник — сливать воду из кастрюльки. Длинные коридоры общаги наполнены благодатью редких минут тишины. Те, кому во вторую смену, потихоньку пускают сладкие слюнки от приятных утренних грез, а первая смена, как всегда, наверстывая последние минуточки, крича и топоча как на пожаре, с обвальным грохотом горной лавины уже скатилась по лестницам общаги и сейчас, застегивая пуговицы на сползающих штанах, состязается в беге на просторах заводской площади имени Первой Пятилетки. И как только стихают на лестнице кенгуриные прыжки последнего проспавшего бедолаги, угрюмый, тяжеловесно басовитый гудок Уралмашевской ТЭЦ плотно вдавливается в пространство, оставшееся между раздувшейся от мокроты черной брюхастой тучей и такими же черными и мокрыми крышами заводских цехов. Восемь часов, пора идти… вот и дождик перестал…

* * *

На мокром крылечке продуктового магазинчика, напротив ворот Никольского кладбища, подложив под себя костыли, сидит инвалид в гимнастерке из «допагонной» эпохи, лихо распевая радиочастушку, обрыдлую с довоенных лет:

Нас побить, побить хотели,
Нас побить пыталися,
Но мы тоже не сидели,
Того дожидалися!

И на том же дыхании сразу после частушки заученной скороговорочкой тарахтит:

— Дорогие братья и сестры! Вот и дождались! Так не оставьте без внимания несчастного калеку, жертву благородной войны народной! Помогите, кто чем может!

Когда по-дурацки бравурные довоенные песни и хвастливые частушки дурных сволочей — совпоэтов — весело распевают на рынках и у магазинчиков те, у кого на обезображенных лицах нет глаз, а вместо конечностей торчат коротенькие культи — это впечатляет куда больше, чем вариации унылого репертуара заурядных попрошаек вроде:

Тебя я больше не увижу,
Лежу с оторванной ногой…

Или еще более тошнотно-слезливое:

Перед памятником Свердлова
Я смотрел на игравших детей.
Эх, не знать бы вам дети такого,
Не видать никогда б костылей!

Петрит инвалид: что такое контраст. И позицию выбрал стратегическую: сидит у магазина, на бойком месте, а под прицелом держит ворота кладбища. Я неожиданно оглядываюсь и ловлю цепкий взгляд инвалида, нацеленный на мою хозяйственную сумку, из которой призывно выглядывает горлышко «белой головки».

Дождик перестал. Но америкашка, который мои вездеходные ботинки изобретал, не предполагал, что на свете есть Урал, где кроме всей таблицы Менделеева еще и самая липкая в мире глина! Шикарный бананово-лимонный протектор моих ботинок, рассчитанный на прогулки «в Сингапуре, пуре, пуре, где плачет и смеется океан», намертво клеится к тягучей кладбищенской глине, раскисшей после дождя. И так понятны мне муки легкомысленной мухи, севшей на липучку! На тонких, подгибающихся лапках тащу тяжеловесные глиняные лепехи через все кладбище и, наконец-то, плюхаюсь на скамеечку перед продолговатым холмиком из такой же добротной рыжей уральской глины. Бездумно перечитываю табличку на деревянной пирамидке со стандартной жестяной звездочкой:

С К У Т И Н

Василий Гордеевич

10.05.1887 — 29.05.1943

Надпись, как надпись. На других могилах такие же с двумя датами: родился и умер. Как в командировочных удостоверениях: «дата прибытия — дата выбытия» А то, что за пределами этих дат слева и справа, никого не колышет. Прав Валет, сочинив пророческое стихотворение, из которого я запомнил:

За минутой проходит минута…
И куда же уходят года?!
Я пришел в этот мир ниоткуда,
А отсюда уйду в никуда.

А в этой черточке между датами вся жизнь: любовь и ненависть, мечты и разочарования, чувства и знания… все, от первого жалобного крика новорожденного и до последнего скорбного стона умирающего старика! Как говорят: от уа до ау! Не простое это тире, а линия жизни! Короткая линия, как жизнь наша сволочная. И на фиг она, жизнь, если каждый, рождаясь, приговорен к смерти: к уничтожению своих знаний, мастерства, мыслей, чувств?!

И меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым? Увы! Мудрый умирает наравне с глупым. Ибо все суета и томление духа! (Ек.2:15,16,26).

Этот окаянный вопрос мучил людей, живших за тысячу лет до Иисуса Христа. Не дала Библия тогда ответа, зато дала совет:

Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью: преисполнимся дорогим вином и да не пройдет мимо нас весенний цвет жизни! (Сол.2:6,7)