Яна читали очень интересно. После того, как дед начинал читать, через некоторое время под его голос я засыпал. Тогда начинал звучать в ушах чистый звонкий голос, а перед глазами начинал идти "3D мультик" со всеми звуками, запахами, ощущением ветра, и т.д. Возникает полная иллюзия присутствия. Кроме того, меня все тоже видели, потому что, когда голос отвечал на мои очередные вопросы, которые касались предназначения или устройства предметов, то люди, у которых эти предметы были, подходили и показывали, как ими пользуются. Если я спрашивал, как они устроены, то их разбирали и также показывали, если была возможность. Люди, которые были вокруг, улыбались, переглядывались, но молчали, говорил только голос, хотя я и слышал, как вдали говорили между собой, перекрикивались, даже иногда слышал, как спорили или ругались. У меня сложилось впечатление, что в такой предельно понятной для мальчишки форме давали все ответы, на которые не мог ответить дед. Наверное, деда жалели! Я свои вопросы не озвучивал, а только о них думал, а голос уже отвечал, иногда подробно объяснял, чтобы я всё понял правильно.
И ещё, обращались со мной как с любимым ребёнком, я просто чувствовал любовь окружающих. У меня осталось убеждение, что за всё время нашего общения я не видел и не услышал ничего, что было бы связано с насилием, не было битв, крови, смерти людей, и т.д. В этом плане это сильно отличалось от рассказов деда, в них всё было намного жёстче. В конце начинал звучать голос деда, я просыпался, а он, оказывается, спит. Я его будил, начиналось чтение, и так до следующего раза. Когда дед просыпался, то было видно, что он спал, а у меня сильно билось сердце, был возбуждён, иногда был мокрым как мышь от пота. По этой причине мы так долго и читали Яна, само содержание книг не помню абсолютно. Как только закончили читать Яна, у меня дозрели "сказки деда Семёна", как будто сложилась в голове некая мозаика, а все эти "мультики" с беседами стали мною восприниматься как некий сон, то ли было всё это, то ли нет со мной, или кто-то рассказал, или я просто где-то прочитал. Хотя, косвенно они оказывали на меня сильное влияние, в некоторых случаях просто подталкивали к выбору. Например, академической греблей стал заниматься, чтобы испытать хоть немного тот восторг, который был у меня в видениях, когда сидел на вёслах на деревянном военном корабле и грёб вместе с воинами по реке, а вокруг проходили изумительные пейзажи. Наверно, нужно будет в конце написать и об этих картинах, о которых я раньше вспомнил, и как я их проверял.
После того, как мы с дедом закончили читать Яна, дедушка и бабушка переехали в Целиноград к тёте Вале. Там бабушка заболела, её положили в больницу, там же она и умерла. После её смерти дед стал разговаривать до конца своих дней только на русском языке, и продолжал жить в Целинограде. Потом тётя Валя родила Маринку, когда ей исполнилось два месяца и тёте Вале нужно было выходить на работу, я был откомандирован в Целиноград, чтобы учиться в восьмом классе. Попутно присматривал за Маринкой, помогал по дому, когда у тёти Вали были занятия в техникуме. До этого я умел делать по дому практически всё, а теперь и за грудничками научился ухаживать. Дед в это время жил у нас и, как потом я узнал, инициатором такой рокировки был он. Всю мудрость такого решения понял гораздо позже, когда у меня была своя семья, мы жили одни, и пришли дети, то в нашей семье практически не было трудностей, которые возникают в молодых семьях от неумения родителей, когда они не знают, что с грудничками делать. Когда тёте Вале от работы дали ясли, мы с дедом опять рокировались. Потом встречались редко, только, когда мы всей оравой приезжали в Целиноград их проведать.
В последний раз мы встретились, когда я уже учился в Институте и приехал домой после зимней сессии, Маринка пошла в школу и дед вернулся к нам, теперь уже навсегда. В моих глазах он сильно сдал, ему уже было далеко за семьдесят. Как-то вечером мы с ним разговорились, вернее, в основном рассказывал (взахлёб) я, а он слушал, только иногда переспрашивал, когда я начинал сильно тараторить. Когда же я, наконец, замолчал, дед сказал, что он очень рад, что мне так всё там нравится, "теперь дождусь от Сашка (он его так всегда называл, с ударением на последнем слоге) правнука, и тогда всё". Я начал было как-то неуклюже его успокаивать, дед с улыбкой меня выслушал и произнес то, что резануло, вернее, дошло только через сорок лет: "Высшее предназначение и честь для деда – это умереть за своих потомков".
Дед так и сделал, дождался, когда у Саши с Галей родился Володя, его правнук, он его "потаскал" немного, и всё. Он умер, когда положили в нашу больницу на профилактику, там была какая-то мутная истории. Всем старикам, которые были в больнице, ввели внутривенно глюкозу, а она оказалась некачественной. Половина из них, и дед в том числе, умерли.27
"Я рассвет Света белого видел…" – церемония Ярилы 23 марта 2014