– Почти, – водитель стряхнул пепел, – мы до Павловска.
– А Павловск – это где?
– Оттуда до границы с Волгоградом километров сто.
– Годится. Возьмете?
– Чего не взять? – водитель пожал плечами, – Вовка сейчас пива накатит и на боковую. Деньги какие-нибудь заплатишь?
– Так ваши братья, вроде, денег не берут – я давно так путешествую. Но если надо…
– Ладно, садись, – водитель махнул рукой, – только тогда не спи и не молчи, а то какой кайф возить тебя?
Вернувшийся с пивом Вовка уставился на Бориса.
– У нас чо, пассажир?
– Ты сейчас дрыхнуть будешь, – водитель разгладил сбившееся покрыло, – а мне скучно. Садись, поехали.
Вовка, который был моложе сменщика, безропотно залез на «спалку» и уселся там, поджав ноги, а Борис вольготно устроился на сиденье. Минут пять ехали молча, но потом водитель решил, что пора взимать «плату за проезд».
– Значит, путешествуешь? – спросил он, – а сам издалека?
– Не очень, – Борис не любил, когда расспрашивали о его жизни, потому что даже не мог вразумительно объяснить ее смысл. Разве нормальные люди едут неизвестно куда и неизвестно зачем, вдруг возвращаются обратно, словно мечась по кругу? Чтоб быть хоть как-то понятым, он и придумал себе ремесло писателя.
– А в Волгоград зачем?
Мистический дождь и встреча в кафе не годились в качестве объяснения – все ведь должно быть понятно и аргументировано; к примеру, так:
– С детства мечтал увидеть Волгу, – Борис вздохнул.
– Волга – класс! – вступил в разговор Вовка, распространяя по душной кабине резкий запах пива, – она, знаешь, какая? Едешь-едешь, и думаешь, а вдруг другого берега вообще нет? Теплоходы под тобой плавают…
– Есть там берег, – усмехнулся водитель, – если, конечно, туман не сядет. Ты сам-то работаешь где, или как?
– Материал для книги собираю.
– Короче, бомж, – сделал неожиданный вывод водитель, – а живешь на что? Побираешься? Воруешь? Только честно.
– Честно?.. – Борис решил, что его легенда здесь не годится и лучше сказать правду; тем более, в истинном происхождении его денег не было ничего ни криминального, ни постыдного, – если честно, клад нашел.
– Хорош заливать-то! – кроме недоверия, в Вовкином голосе прозвучала откровенная зависть.
– Чего, правда? – водитель повернулся, пытаясь понять, шутит Борис или чудеса действительно случаются.
– Ну, не совсем нашел – мне сказали, где он лежит, а я просто выкопал его и сдал.
– Ты реально дурак!.. Извини, конечно, – заключил Вовка, которому под пиво приходили ясные мысли, – себе надо было оставить, а потом «толкнуть». Сейчас столько всяких коллекционеров с баблом! А государство, оно что? Двадцать пять процентов, да? И то, небось, оценили все в сто раз дешевле. А если б за «бугор» пихнуть!.. У меня один кореш…
– В кладе-то что было? – перебил водитель.
– Утварь церковная – кресты всякие, кадила, оклады. Еще в гражданскую на наш хутор пришел монах с мешком этого добра – красные ж тогда церкви грабили. Жить он у моей бабки остался и мешок свой зарыл там же, за домом. Через месяц комиссары его расстреляли, а клад так и остался; вот и долежал, пока перед смертью бабка мне о нем не рассказала. Отнес я его в епархию; там определили, что это святыни какие-то…
– Тем более, надо было оставить! Святыни ж, небось, круто стоят, – мечтательно вздохнул Вовка.
– Нельзя такие вещи себе оставлять, – Борис повернулся к оппоненту, прикидывая, сколько тот уже выпил пива и стоит ли говорить серьезно.
– Почему? – удивился водитель, – кто нашел, тот и хозяин. Вон, у меня кореш нашел кольцо с брюликом. Сожительнице подарил, так она порхала от счастья; полгода пылинки с мужика сдувала – и за водкой сбегает, и в постель прыгает по команде…
– А через полгода?
– Да… – водитель махнул рукой, – скурвилась девка.
– Потому и скурвилась, что потерянные вещи (а, тем более, спрятанные специально) несут отрицательное воздействие. Отлученные от хозяина, они выпадают из общего сплетения божественных связей… – однако взглянув на водителя, Борис понял, что развивать мысль не имеет смысла – все божественное заключалось для него в иконке, по последней шоферской моде, приклеенной на панель (раньше таким неотъемлемым атрибутом являлся вымпел Победителя социалистического соревнования).
Неожиданно Борис вспомнил девушку, с которой коротал ночь на заправке. Хотя она тоже многого не понимала и, скорее всего, даже не разделяла его взглядов, но с ней почему-то было легко общаться.
– Мужики, анекдот хотите? – предложил Вовка, резко меняя тему, и Борис решил, что его вывод относительно уровня попутчиков абсолютно верен.
Анекдот оказался смешным; второй еще смешнее, и незаметно «житие» Бориса отошло на второй план, уступив место никого ни к чему не обязывающей болтовне.
Поскольку у Бориса анекдоты были старыми, он не пытался соперничать с Вовкой, разглядывая скучные поля с редкими вкраплениями деревьев – вроде, кто-то, едва начав выкладывать узор огромной мозаики, бросил его, не справившись с непосильной задачей. Солнце, совсем недавно висевшее над кабиной, сваливалось назад и теперь лишь отражалось в зеркале, а впереди, из-за далекого горизонта медленно наползал вечер.